Придя в училище из сельской школы, я провалил вступительный экзамен по химии, но все-таки получил по этому предмету… пятерку! Провал был сокрушительным: я нахально пытался на доске написать формулу нефти (!!!). Но такая моя дремучая безграмотность в отношении химии с лихвой компенсировалась знаниями о той же нефти, причем более широкими, чем школьная программа.
Преподавательнице химии из Ленинградского университета я выплеснул массу сведений о нефти: сейсмическая разведка, бурение, фонтанирование, добыча, переработка в четыре фракции… — все это было результатом того факта, что я жил в годы войны в городке нефтяников и рядом с НПЗ — нефтеперерабатывающим заводом.
Детская память сохранила увиденное и услышанное. И потому, упиваясь своей осведомленностью, я сыпал перед преподавательницей профессиональными терминами, пока не услышал:
— Постой, постой, голубчик, — перебила меня химичка, не один год впоследствии учившая нас своему коварному предмету по курсу взрывчатых веществ к боеприпасам, — о какой добыче нефти в шахтах ты говоришь?
Об этом я знал не понаслышке, а из первых, так сказать, инженерных уст. Дело в том, что в центре городка, который стал таковым из поселка городского типа лишь в сорок четвертом военном году, стояло трехэтажное деревянное здание — техникум для местных кадров. Через низко расположенные и открытые летом окна я мог часами обозревать масштабный макет района Ухты с крохотными колесными пароходиками на реке, малюсенькими буровыми вышками и игрушечными, но работающими качалками-насосами, имитирующими добычу нефти из земли.
На одной из стен был размещен огромный макет нефтяной шахты в разрезе. В штольнях и вертикальных стволах шахты двигались крохотные вагонетки… с нефтью. Давая явно не предназначенные для моих ушей пояснения, специалисты-преподаватели «учили» меня азам добычи нефти вообще и в шахте в частности — столь густа она была и, как я узнал от своих друзей-заключенных, полезна для производства каких-то особых масел.
Ну, мог ли я знать, что вопросы геодезии, картографии, геологии и все, что связано с нефтью, находятся в ведении системы госбезопасности, а по тем временам — самого могущественного НКВД. Причем данные о шахтной добыче нефти никогда и нигде не публиковались, относясь к сведениям гостайны.
За невольное разглашение гостайны на экзамене в училище в пятьдесят втором году со мной ничего не случилось. О факте моей причастности к гостайне я узнал от отца-геолога лишь случайно в конце пятидесятых годов.
Так вот, о любознательности. В училище я попал в обширную кладовую знаний — огромную библиотеку. До этого времени весь мой мир книг ютился в сельской библиотеке с сотней-другой в основном детских книжек, которые, к моему счастью, я перечитал. Десятка два книг содержала наша домашняя библиотека. А тут — даже энциклопедия, третье издание которой только что начало выходить.
И вот, за пять лет пребывания в стенах училища все эти пятьдесят томов я пролистал. До сих пор питаю уважение, испытываю нежную привязанность и «снимаю шляпу» перед любой формой знаний энциклопедического объема и качества.
Но, пожив на флоте, в военной контрразведке, научно-технической разведке и во Внешторге, посетив по работе с десяток стран, я порой бывал обескураживающе непосредственен в некоторых общеизвестных понятиях, как, например, это случилось с понятиями «парадигма», «артефакт» и другими.
В таком конфузном состоянии оказался я в связи с именем ученого Николы Тесла…
* * *
Много событий предшествовало тому моменту, когда в поле моего зрения попала статья из популярного в послевоенное время журнала о странном явлении, случившемся в июньский день начала века на пустынной земле притока великой сибирской реки Енисея — Подкаменной Тунгуски. |