Вручение медали Эдисона сопровождалось речью, произнесенной Чарлзом Торри. Затем выступил Беренд:
«Надлежащее признание или даже простое перечисление изобретений мистера Тесла невозможно… Достаточно сказать, что, если бы мы вдруг захотели собрать результаты деятельности мистера Тесла и изъять их из промышленного использования, производственное развитие замерло бы, наши трамваи, троллейбусы и электропоезда остановились бы, в городах воцарился бы мрак, жизнь предприятий замерла.
Да, труды его столь необъятны, что они стали основой основ нашей промышленности. Его имя знаменует эпоху расцвета науки об электричестве. Его достижения произвели революцию в области электротехники…
И не только потому наш институт присуждает мистеру Тесла медаль, что последняя является свидетельством официального признания его заслуг. Его работы стоят выше этого признания.
Нет, мистер Тесла, мы просим вас хранить эту медаль как символ нашей благодарности за новую созидательную мысль, за могучий, подобный революции, толчок, который вы произвели в нашей науке и технике. Вы дожили до того момента, когда можете увидеть осуществленными творения своего гения. Чего еще остается желать человеку?
Мне хочется отнести к мистеру Тесла перефразированные строки Попа, посвященные Ньютону: «Природа и ее законы во мраке спрятаны давно. Но Бог сказал: «Да будет Тесла!» — и стало все освещено…»
Не сохранилось текста ответной речи Тесла. Вынужденный произнести хоть несколько слов, он начал повествование о будущем электрической науки, повествование, показавшееся всем фантастическим и несерьезным. На большинство молодых инженеров-электриков, не помнивших блестящих лекций Тесла, его изумительных открытий и предвидений, он произвел своей речью впечатление скорее мечтателя, чем серьезного ученого.
Награждение медалью ничем не изменило положения Тесла.
По-прежнему бедность была самым тяжелым бичом стареющего изобретателя. Шестидесятилетие застало его почти в нищете.
Война прервала связи с родными в далекой разоренной Хорватии. Давно не было писем от сестры Марицы Косанович. Только Джонсоны не забывали старого друга.
Но Тесла все больше и больше замыкался в себе. Он по-прежнему относился к Кэтарин с большим уважением, предупредительностью и дружбой. Но прежде всего он думал о науке.
В начале 1920 года Джонсоны уехали в Европу — Роберт был назначен представителем США на конференции в Сан-Ремо, а затем послом США в Риме. Почти два года пробыли они далеко от Нью-Йорка. Но письма Катарин доходили до Тесла и снова пробуждали печаль.
Кэтарнн уговорила мужа посетить страну, которую они уже давно считали самой лучшей после Америки. Побывать на родине голубоглазого гения, образ которого никогда не покидал Катарин во все дни их путешествия, было ее заветной мечтой. И вот они в Сербии. Из Белграда Кэтарнн писала Тесла письма.
Тесла не встречался с Джонсонами многие месяцы и после их возвращения из Европы. Зачем? Жизнь уже прожита, прошлого не вернешь, если даже и не думать о том, что Кэтарнн была женой его лучшего друга. Наука, одна паука, одна всепоглощающая страсть.
1920—1940-е годы. Круг общения. Славянские корни. Россия. И он снова работал. Нельзя ли улучшить конструкцию его паровой и газовой турбин? Или спидометров, изобретенных им в 1916 году и устанавливаемых теперь на всех автомашинах? Или реактивного автомобиля, которому принадлежит будущее? Не могут ли быть полезны его предложения о вертолете, патент на который он получил недавно? Не нуждаются ли люди в его мыслях о новых видах энергии? Нельзя ли быть полезным всему человечеству знаниями, накопленными годами напряженного труда?
Если не здесь, не в Штатах, может быть, в той стране, симпатии к которой зародились в нем очень давно и революцию в которой он воспринял как радостное событие. Может быть, в Советской России, проводившей «эксперимент по созданию новой, более высокой цивилизации», его знания были бы особенно полезны?
В конце 1920 года редакция одного большого американского журнала направила к Тесла журналиста для беседы. |