Франция… Да, Франция была темной лошадкой. Точнее непредсказуемой обезьяной с гранатой…

— Пошлите ноту протесту этим братцам-кроликам, — выслушав доклад о текущей обстановке, произнес Император. — Выразите там наше негодование их милитаризмом. И пригласите сесть за стол переговоров.

— Да, Ваше Императорское величество, — чуть помедлив, кивнул министр иностранных дел.

— Что вы так на меня смотрите? — После небольшой паузы, спросил Император у собравшихся здесь силовиков.

— Николай Александрович, — но ведь это война.

— Война, — кинул он, соглашаясь. — Или вы думаете, что ее можно избежать? Я не вижу ни единого шанса этого сделать. России не простили то, что она посмела иметь свои интересы. Нам не простили занятие Панамы и завершение строительства там трансатлантического канала, выгода от которого уже сейчас — колоссальна[6]. Нам не простили независимости Южноафриканской конфедерации и нашего бизнеса там. Мы ведь агрегируем свыше девяноста процентов всего золота и алмазов, которые там добывают, вывозя их в Россию. Да еще и у англичан с немцами «подсасываем». Это несправедливо и непростительно, по мнению любого цивилизованного человека. Так ведь? А наши оловянные карьеры и тропические плантаций в Сиаме? А наш бизнес на Филиппинах? А наши нефтяные вышки и хлопковые плантации в Персии? А кофейные и хлопковые плантации в Эфиопии? А Китайский бизнес? А Корея? А Япония? А наш Карибский бизнес? Мы за последние четверть века настолько усилились и настолько укрепились, что это пугает многих старых игроков. И нам это не простили и не простят. Война — неизбежна. У нас постараются все это отнять. А возможно и что-то еще. Сверху. Вы понимаете? А значит, что? Правильно. Белые начинают и выигрывают[7]. Почему мы должны уступать инициативу нашим врагам?

Совещание закончилось.

Все ушли накрученные и взвинченные. Николай Александрович направился к себе в кабинет, поработать с бумагами. Спать не хотелось, слишком он накрутился себя.

Ближе к полуночи дверь тихо распахнулась и вошла Клеопатра. Красивая. Все еще красивая. Возраст уже тронул ее прелестный облик, но несильно. Так, легкой поволокой прожитых лет в виде редких, едва заметных морщинок и усталого, мудрого взгляда.

— Ты чего не спишь?

— Работаю. А тебе чего не спится?

— Война… — тихо произнесла она. — Это ведь страшно.

— Это неизбежно.

— Может быть…

— Что?

— Может быть лучше было их убить так же? Как этого, с клеймом на афедроне? И войны бы не вышло.

— Малыш, есть объективные процессы, которые нельзя вот так взять и отменить. Что Вильгельм, что Франц Фердинанд заложники своего положения. В их окружении много людей желает войны. По разным причинам. Чтобы предотвратить войну мне придется уничтожить львиную доля высшего руководства этих стран и серьезно проредить крупных бизнесменов, которые все это финансируют. И я ущемил их интересы.

— Но зачем?

— А почему я должен уступать?

— Ты же понимал, что это война. Зачем?

— Война. Но выбора у меня нет. Или я, или меня. Из сложившегося клубка противоречий не получится выйти миром.