|
Его политическая карьера закончилась 2 марта 1917 года, и ни при каких обстоятельствах он не станет бросать вызов судьбе и снова заниматься общественной деятельностью. Его единственная мечта: уединиться с семьей и жить тихо, праведно, не тая злобы и ненависти. Но ему не верят. Не возмущался унизительными происками и придирками тюремщиков; вспышки гнева научился подавлять. При любой возможности вступал в беседу с караульными, с комендантом, его помощниками, хотя и приходилось выслушивать много неприятного, оскорбительного. К этому общению всегда тянулись и дочери. Лишь Ольга и Алексей не проявляли особого желания беседовать с теми, кто караулил их.
В истории заточения царской семьи обращает на себя внимание одна закономерность. С большинством тех, кто с ними общался, кому доводилось часто и постоянно наблюдать за царем и членами его семьи неизбежно случались превращения: предубеждения постепенно проходили. Незлобивость, любезность, искренность Романовых производили сильное впечатление и невольно вызывали симпатию. Даже сердце такого убежденного революционера рецидивиста, как комендант Авдеев, постепенно смягчалось: заключенным разрешил получать продукты с воли, стал доставлять газеты, позволил несколько раз устроить богослужения в доме. Красные начальники были встревожены: в облсовет и в ЧК поступали сигналы о «разложении» караула. В конце кондов и этих охранников сменили. За двенадцать дней до убийства прибыл новый караул, почти сплошь состоявший уже не из рабочих окрестных заводов и фабрик, а из числа принявших большевистскую идеологию венгров, австрийцев и латышей. Предчувствия у узников были тяжелые. Царица давно ощущала, что «тучи сгущаются», и с каждым днем все больше. Ни Николай Александрович, ни Александра Федоровна вслух о том не говорили, но атмосфера безысходности ощущалась всеми. В конце июня доктор Е. С. Боткин написал одному своему знакомому: «В сущности, я умер, – умер для своих детей, для друзей, для дела. Я умер, но еще не похоронен, или заживо погребен, – как хочешь: последствия почти тождественны». С мая 1918 года, впервые в жизни, царь перестал регулярно вести свои дневниковые записи: теперь они появлялись лишь от случая к случаю. Последняя была сделана 30 июня (13 июля), за три дня до смерти: «Алексей принял первую ванну после Тобольска; колено его поправляется, но совершенно разогнуть его он не может. Погода теплая и приятная. Вестей извне никаких не имеем». Последний их день – 3 (16) июля 1918 года. Солнце взошло в 5 часов 5 минут, зашло в 22 часа 5 минут. Световой день длился 17 часов. Ничего необычного не случилось. Тот день зафиксировала в своей записной книжке Александра Федоровна: «Вторник. Серое утро, позднее вышло милое солнышко. Беби слегка простужен. Все ушли на полчаса на прогулку, осталась Ольга и я. Готовили лекарства. Татьяна читала духовное чтение, затем они ушли. Татьяна осталась со мной, и мы читали книгу пророка Амоса и книгу пророка Авдия. Потом болтали. Как обычно, комиссар пришел в наши комнаты, и наконец, после целой недели, принесли яйца для Беби. В 8 ужин. Внезапно вызвали Седнева повидаться с его дядей, и он исчез. Очень удивлюсь, если это правда и мы увидим его вновь. Играли в безик с Николаем. 10 с половиной пошли спать». Солнца они больше никогда не увидят. Их разбудят в середине ночи, заставят быстро одеться, проведут в подвал кладовую, и там прогремят выстрелы.
ЭПИЛОГ
В ночь с 16 (3) на 17 (4) июля 1918 года в Екатеринбурге совершилось страшное преступление. В подвале «Дома особого назначения» варварски убили императора Николай II Александровича, императрицу Александру Федоровну, цесаревича Алексея Николаевича, великих княжен Ольгу, Татьяну, Марию, Анастасию. Вместе с ними и за них погибли верные приближенные: доктор Е. С. Боткин, камердинер А. Е. Трупп, повар И. М. Харитонов, горничная А. |
