Удостоившись аудиенции государя, посол сразу начал с места в карьер: «Ваше величество, если мне будет позволено так выразиться, имеется лишь единственный путь, открытый Вам, а именно: удалите барьер, который отделяет Вас от народа, и Вы вновь обретете его доверие». Царь слушал посла с недовольством и спросил, нахмурив брови: «Вы полагаете, что это я должен вновь приобрести доверие народа или что он должен заслужить мое?» – «И то и другое, сэр, – ответил посол, – ибо без такого взаимного доверия России никогда не победить в этой войне». Перед уходом Бьюкенен предостерег царя, что революционные речи звучат уже не только в Петрограде, но и по всей России и что в случае революции только небольшая часть армии может стать на защиту династии. «Я должен был собрать всю свою смелость перед этим разговором, – заключил Бьюкенен. – … Но если б я увидел друга, бредущего в кромешной темноте через лес по тропинке, которая ведет в пропасть, неужели я не счел бы своим долгом предостеречь его об опасности?» Император учтиво поблагодарил посла, пожав ему руку, зато царица была вне себя от такой дерзости британца. Как он сам писал позже, «Вел. кн. Сергей заметил, что если бы я был русским подданным, меня сослали бы в Сибирь».

Еще откровеннее высказался приглашенный на прием к царю председатель Государственной думы Родзянко, нарисовавший перед Николаем всю картину деградации страны. «Ваше Величество, – заявил он монарху, – я считаю положение в государстве более опасным и критическим, чем когда-либо. Настроение во всей стране такое, что можно ожидать самых серьезных потрясений… Вокруг Вас, государь, не осталось ни одного надежного и честного человека; все лучшие удалены или ушли…» В стране, продолжал Родзянко, растет негодование на императрицу и ненависть к ней. Ее считают сторонницей Германии – об этом говорят даже среди простого народа…

Венценосный собеседник прервал его: «Дайте факты. Нет фактов, подтверждающих ваши слова».

«Фактов нет, – согласился Родзянко, – но все направление политики, которой так или иначе руководит Ее Величество, ведет к тому, что в народных умах складывается такое убеждение. Из этого следует вывод, что для спасения страны, царской семьи необходимо найти способ устранить императрицу от влияния на политические дела».

Услышав это, государь стиснул обеими руками голову и затем сказал: «Неужели я двадцать два года старался, чтобы все было лучше, и двадцать два года ошибался?» На это Родзянко, собрав все свое мужество, ответил: «Да, Ваше Величество, двадцать два года Вы следовали ошибочным курсом».

За встречей с Родзянко последовал новый призыв государю к мудрости, но и он ничего не изменил в отношении государя к ходу событий. 19 января 1917 года монарх принял бывшего председателя Совета министров Коковцева. «Внешний вид государя настолько поразил меня, – писал он, – что я не мог не спросить его о состоянии его здоровья. За целый год, что я не видел его, он стал просто неузнаваем: лицо страшно исхудало, осунулось и было испещрено мелкими морщинами. Глаза, обычно такие бархатные, темно-коричневого оттенка, совершенно выцвели и как-то беспомощно передвигались с предмета на предмет вместо обычно пристального направления на того, с кем государь разговаривал. Белки имели ярко выраженный желтый оттенок, а темные зрачки стали совсем выцветшими, серыми, почти безжизненными».

От Коковцева не ускользнуло, что государь не предложил ему сесть.