— Мистер Шиллитоу прислал записку, где спрашивает о тебе, — заключила мать.

Оказалось, письмо пришло на следующий день после моего визита. Я отвечу сама, сказала мать, и сообщу, что ты больше не приедешь, ибо очень нездорова.

Перепалка меня обессилила. Я все поняла про мать и ощутила прилив злости. «Будь ты проклята, сука!» — отчетливо прозвучало в моей голове, будто эти слова прошипели тайные уста. Их произнесли так ясно, что я вздрогнула, испугавшись, что мать тоже их слышит. Но она, не оглядываясь, решительно направилась к двери, и я сообразила, как надо поступить. Отерев платком рот, я окликнула мать: ей не надо беспокоиться, я сама напишу мистеру Шиллитоу.

Она права. С Миллбанком покончено. Я не смотрела ей в глаза, и мать, видимо, посчитала это признаком стыда; она подошла ко мне, коснулась моей щеки и сказала:

— Я лишь забочусь о твоем здоровье.

Ее кольца холодили мне лицо. Я вспомнила, какой она пришла, когда меня откачали от морфия: в черном платье, с распущенными волосами. Она упала мне на грудь и вымочила слезами мою сорочку.

Теперь, вручив мне бумагу и перо, она встала неподалеку. Я начала писать:

Селина Дауэс

Селина Дауэс

Селина Дауэс

Селина Дауэс

Понаблюдав, как перо скользит по странице, мать вышла. Я сожгла листок в камине.

Потом я вызвала Вайгерс и сказала, что вышло недоразумение: платье нужно вычистить и вернуть мне, когда миссис Приор не будет дома, но ни ей, ни Эллис знать о том не обязательно.

Затем я спросила, нет ли писем для отправки; горничная кивнула — одно есть, и я попросила ее прямо сейчас сбегать к почтовому ящику, а если кто-нибудь спросит, сказать, что выполняет мое поручение. Не поднимая глаз, Вайгерс сделала книксен. Это было вчера. Позже мать пришла и опять коснулась моего лица. На сей раз я притворилась, что сплю, и глаз не открыла.

На улице прогрохотал экипаж. Приехала миссис Уоллес, они с матерью идут на концерт. Наверное, сейчас мать появится, чтобы перед отъездом дать мне лекарство.

Ездила в Миллбанк, видела Селину; теперь все переменилось.

Разумеется, меня ждали. Думаю, привратника уведомили о моем приезде, ибо он понимающе хмыкнул, а в женском корпусе меня поджидала надзирательница, которая тотчас препроводила в кабинет мисс Хэксби, где уже сидели мистер Шиллитоу и мисс Ридли. Все происходило как в нашу первую встречу, которая была словно в другой жизни, но, входя в кабинет, я об этом не думала. Однако сразу почувствовала разницу между тем и нынешним приемом: мисс Хэксби ни разу не улыбнулась, и даже мистер Шиллитоу был мрачен.

Он очень рад снова видеть меня, сказал директор. Не получив ответа на свое письмо, он начал опасаться, что давешнее происшествие отпугнуло меня насовсем. Я всего лишь прихворнула, ответила я, а служанка-недотепа замешкалась вовремя подать письмо. Я заметила, что мисс Хэксби разглядывает тени на моих скулах и под глазами, потемневшими от дозы опия. Однако, полагаю, без него я выглядела бы еще хуже, поскольку больше недели не выходила из комнаты, и лекарство ссудило мне кроху сил.

Начальница выразила надежду, что я вполне оправилась, и сожаление, что нам не удалось переговорить сразу после инцидента.

— Кроме бедной мисс Брюэр, рассказать о происшествии некому. А Дауэс, к сожалению, весьма упряма.

Шаркнули башмаки мисс Ридли, которая усаживалась удобнее. Мистер Шиллитоу молчал. Я спросила, сколько времени Селину держали в темной.