Однако было по меньшей мере два-три случая, когда узницы не подрассчитали и задохнулись. Вот уж погано. Одни это делают от тоски, другие — чтоб присоседиться к подружке, которая уже попала в лазарет, а третьи — «просто ради того, чтобы вокруг них маленько поплясали».

Разумеется, я не сказала, что некогда и сама пыталась этак «сшельмовать». Видимо, я переменилась в лице, что надзирательница заметила, но неверно истолковала.

— Здешний народ не то, что мы с вами, мисс, — сказала она. — Они свою жизнь в грош не ставят...

Надзирательница помоложе готовилась провести дезинфекцию палаты. Здесь это делают с помощью хлорки, куда добавляют уксус. Матрона плеснула из бутылки, отчего сразу шибануло в нос, и с миской в руках двинулась вдоль ряда кроватей, точно священник с кадилом. От едкой вони сразу защипало глаза, и я отвернулась. Мисс Ридли вывела меня в коридор, после чего мы направились в зону.

Там было непривычно оживленно, камеры полнились гулом голосов.

— В чем дело? — спросила я, утирая все еще слезившиеся глаза.

Мисс Ридли объяснила: нынче вторник — в этот день я здесь еще не бывала, — а по вторникам и пятницам у заключенных уроки. В отряде миссис Джелф я встретила одну из учительш. Меня представили, мы пожали руки, и женщина сказала, что слышала обо мне, — я подумала, от кого-то из заключенных, но, оказалось, она читала папину книгу. Кажется, ее зовут миссис Брэдли. Она подрядилась обучать заключенных, у нее три молоденькие помощницы. Ассистентки всегда молоденькие и каждый год новые, ибо, едва начав работу, выскакивают замуж и уходят. Судя по ее манере разговора, она сочла меня старше, чем я есть.

Учительша катила тележку, доверху груженную книгами, грифельными досками и бумагой. Она сказала, что обитательницы Миллбанка в большинстве своем весьма невежественны: «не знают даже Писания», кое-кто читает, но писать не умеет, другие же не могут ни того ни другого, и вообще в этом отношении они, на ее взгляд, сильно уступают мужчинам.

— Эти книги, — кивнула она на тележку, — для более развитых женщин.

Я склонилась рассмотреть потертые и сильно измятые учебники, представив, сколько на их веку было загрубелых в работе рук, которые бездумно или раздраженно мусолили и загибали их страницы. Показалось, я вижу знакомые заголовки: «Правописание» Салливана, «Катехизис по истории Англии» и «Универсальный наставник» Блэра, — точно, по велению мисс Палвер девочкой я заучивала из него наизусть. Когда Стивен приезжал на каникулы, он хватал мои книги и смеялся — дескать, они ничему научить не могут.

— Разумеется, совсем новые издания заключенным давать нельзя, — сказала миссис Брэдли, заметив, как я щурюсь на призрачные заглавия. — Они так небрежны с книгами! Вырывают страницы, чтобы использовать в самых разных целях.

Учительша поведала, что узницы делают из них папильотки, дабы накрутить скрытые чепцами обрезанные волосы.

Пока надзирательница запускала миссис Брэдли в ближайшую камеру, я взяла «Наставник» и перелистала его рассыпавшиеся страницы. В этой специфической обстановке вопросы учебника казались странными, и все же я уловила в них некую поэтичность.

Какие злаки больше пригодны для твердых почв? Какая кислота растворяет серебро?

Из дальнего конца коридора донеслись унылое сбивчивое бормотанье, хруст песка под тяжелыми башмаками и окрик мисс Ридли:

— Стой смирно и отвечай, как велено!

Откуда берутся сахар, масло и каучук?

Что есть рельеф и как должно падать тени?

Я вернула книгу на тележку и пошла по коридору, временами останавливаясь, чтобы взглянуть на узниц, которые что-то бормотали, хмурясь над печатными страницами.