-  Чего это он такое говорит? - спросила меня из-за спины Марфа изо всего сказанного на новом русском языке, уразумевшая только исконные исторические слова отечественного мата.

    Перевести я не успел, «грубоголосый» охранник закричал «К-ий-я», подскочил на месте и ударил меня ногой по голове. Ботинок у него был новый, начищенный, не в пример моему поршню, но все равно, целоваться с ним никакой охоты не было, и пришлось отступить в сторону, чтобы случайно не столкнуться. Парень, хоть и не достиг цели, но выполнил в воздухе великолепный кульбит с переворотом, приземлился на ноги и снова встал в боевую стойку. Ногами и телом он владел не в пример лучше, чем языком. Мне же была больше по нраву тихая дружеская беседа, а не гимнастический язык жестов, поэтому я попробовал перевести общение в другую, дипломатическую плоскость:

    -  Еще раз прыгнете, - сказал я сразу обоим собеседникам, - поотрубаю ноги.

    В подтверждении серьезности намерений, я махнул саблей и перерубил ствол ничем не повинной березки. Ополовиненное деревце упало на ковер из опавших листьев, а мастера восточных единоборств медленно отступили на несколько шагов. Кажется, только теперь они нас толком разглядели и догадались, что мы не обычные бомжи, влезшие в барские владения. Охранники переглянулись, и лица у них сделались слегка растерянными.

    -  Если с собакой что-нибудь случилось, - продолжил я, - то вам мало не покажется!

    Теперь обвиняемой стороной стали они, и охранником это не понравилось.

    -  Подумаешь, - пробормотал мастер кун-фу.

    Я, держа клинок так, чтобы у них не появился соблазн воспользоваться ситуацией, присел и проверил у пса пульс. Слава Богу, сердце у Полкана билось.

    -  Ну, ваше счастье, жив, - сказал я, поднимаясь.

    -  Здесь частные владения, посторонним быть запрещено, - вполне человеческим голосом сказал тот, что подстрелил пса.

    Я ему ответить не успел. Полкан дернул головой и привстал, опираясь на передние лапы. Выглядел он совершенно ошарашенным и растерянным.

    -  Что это было? - на старорусском наречии, неразборчиво и хрипло спросила собака, посмотрев на меня удивленными глазами.

    -  Электрошок, - коротко объяснил я, не сводя глаз с охранников. Непонятно почему один из них вдруг сказал: «мама», и сел на землю. Второй стоял столбом вытаращив глаза, потом отступил на безопасное расстояние и кому-то доложил, приложив руку к уху:

    -  Я не знаю. Нет, не бомжи. Он их саблей разрубил и у них собака разговаривает!

    Охранник, доложив обстановку, судя по выражению лица, слушал новые распоряжения. Оглянулся на ближайшую камеру и, взяв под козырек, сказал:

    -  Слушаюсь!

    Только тут до меня дошло, что происходит. Я посмотрел на Полкана, он уже смог встать на ноги, и растеряно мотал головой, словно отгоняя наваждение.

    -  Вас хозяева приглашают в дом, - обратился неизвестно к кому, охранник. Смотрел он куда-то между мной и собакой.

    -  Чего это он такое говорит? - спросила Марфа. - Чудно-то как, вроде и по-нашему, но слова какие-то непонятные и одет-то срамно!

    Говорящая собака девушку, судя по всему, не удивила, поразил говорящий охранник.

    -  Теперь все так говорят, привыкай, - объяснил я ей понятным языком.

    -  Вот это чудо, и как им не стыдно, так язык ломать!

    Однако оказалось, что лингвистикой интересуется не только Марфа.