– Иди, Лидка, поиграй с ребятами, – буркнула мамаша и плюхнулась на сиденье.

Скамеечка жалобно заскрипела, до моего носа долетел крепкий запах пота. Девчоночка, весело подпрыгивая, побежала по дорожке.

– Хоть дух переведу, задолбалась совсем, дома сидючи, – громко, с некоторым вызовом, заявила баба.

Она явно рассчитывала, что я вступлю в разговор, но мне совершенно не хотелось болтать с «родной сестрицей» Галки, поэтому я просто отвернулась.

Бабенка поерзала, добыла из сумки книжку и погрузилась в чтение. Я скосила глаза и выхватила кусок текста. «Амалия, одетая в белое платье, сгорала от стыда. Граф уверенным шагом подошел к молодой женщине и рывком разорвал свадебный наряд. Амалия попыталась прикрыть бесстыдно обнаженную грудь…» Мне стало смешно. Ну как можно с серьезным видом глотать такую ерунду? Хотя толстуха с сальными волосами, наверное, представляет себя на месте Амалии. Это на ней, а не на главной героине граф сейчас рвет в клочья гипюровые тряпки.

Тут прискакала назад дочка книголюбки и завела:

– Мам, когда ты мне купишь хомяка?

Бабища молча смотрела в книгу.

– Мам, хочу хомячка!

Туша спокойно наслаждалась романом.

– Мам, – не успокаивалась девочка, – ты что, не слышишь?

– Слышу, – эхом отозвалась тетка, – чего надо?

– Хомячка купи! Хочу хомячка!!!

Мать с глубоким вздохом захлопнула растрепанный томик в бумажной обложке и ответила:

– То тебе, Лида, хомячка, то братика подавай! Ты уж определись, кого больше желаешь!

– Хомячка, – всхлипнула девочка.

– А вчера хотела братика, – рявкнула гора сала, – ну куплю я тебе грызуна, и чего? Станешь потом ныть: «Отдавай мыша, хочу мальчика». И ваще нам домой пора!

– Может, и братика, и хомячка завести, – задумчиво протянула Лида, – чем же они друг другу помешают?

– С ума сойти, – обозлилась мать, – двигай давай!

Дверь подъезда распахнулась, и во двор выбралась троица. Два мужика в спортивных брюках и мятых футболках волокли совершенно пьяную тетку. Голова ее моталась на мягкой, расслабленной шее, лица не видно, длинные каштановые волосы свисали неаккуратными прядями. Видно, женщина приняла на грудь немало, раз ее голова не подчинялась хозяйке, причем как в прямом, так и в переносном смысле. Ноги алкоголички волочились по асфальту, руки висели как переваренные макароны. Одета она была в ситцевый халат, грязный, мятый, слишком широкий и длинный для ее худого короткого тела.

Не говоря ни слова, парни дотащили ее до стоящих у подъезда ржавых, битых «Жигулей», сложили пьянчужку буквально пополам и стали запихивать на заднее сиденье. Это удалось им не сразу, мужики сами были крепко навеселе. Наконец большая часть дамы оказалась внутри. Ребята почесали в затылке и принялись укладывать в машину не желавшие повиноваться хозяйке нижние конечности. Я от скуки следила за ними. На щиколотке левой ноги бабы виднелась золотая цепочка, украшенная буквой S, а может, это был знак доллара? Наконец процесс посадки завершился. Дребезжа всеми частями разболтанного организма, натужно чихая и кашляя, «Жигули» поплюхали прочь.

– Во, – восхитилась наблюдавшая вместе со мной за этой сценой толстуха, – у соседей‑то суббота зря не прошла, славно отдохнули! И как только не боятся под газом за руль лезть!

– Мам, купи хомячка, – ожила Лида.

– Ну, блин, достала, – гаркнула ласковая мамаша, – чапай домой, жрать пора, да и телик посмотреть охота, расслабиться! Весь день как черт в ступе крутилась.

Девочка, хныча, поплелась в подъезд, мать потопала за ней, а я, возмутившись до глубины души, села в машину и уехала прочь.