– Но ведь он наверняка ещё здесь, в Швеции, а? – спросил я.

– Конечно, – сказал Леонид. – Но мы не знаем, где. Он с тех пор никак не проявлялся.

Димитрий был объявлен в России в розыск из-за компьютерных правонарушений с политическим уклоном. Он бежал в Швецию, во-первых, потому, что Швеция имела добрую славу в делах предоставления политического убежища и в отношении беженцев, а во-вторых и в-главных, потому, что он был страстным приверженцем скандинавского женского типа и с удивительным упорством мечтал о жене с длинными светлыми волосами.

– Оно и к лучшему, что он не объявляется, – продолжал Леонид. – Мы то и дело замечаем, что за нами следят. Кажется, на сей раз они взялись за дело всерьёз.

– Хм-м, – озадачился я. Вполне могло быть, что настоящим поводом для этой охоты послужила вовсе не эта история в России. Я знал о Димитрии такие вещи, которых Леонид мог и не знать. С тех пор, как он жил в Швеции, он не прекращал вести в компьютерных системах противозаконные дела. Чем-то ведь ему нужно было жить и кормиться. И некоторые из этих дел очень даже годились для того, чтобы вызвать недовольство государственных органов.

Я закончил телефонный разговор, воззрился в серый ноябрьский день и люто выругался. Димитрий был лучшим хакером, какого я когда-либо знал. Прямо-таки гениальным. Сейчас бы мне очень пригодилась его помощь.

Но он, конечно, оказался недосягаем. Как всегда. В какой уже раз весь мир ополчался против меня.

Некоторое время я сидел в нерешительности, предаваясь мрачным мыслям, как вдруг по каким-то причинам мне снова вспомнилось имя Рето Хунгербюля. Если подумать, в его сейфе хранились довольно нечистые дела. И стоило задать себе вопрос, что, собственно, известно об этом человеке.

Я взялся было за телефон, но потом сообразил, что этот звонок, пожалуй, надёжней будет сделать из автомата, чтобы невозможно было определить номер звонившего.

Я даже нашёл телефонную будку, из которой ещё не выкрали телефонную книгу. Что, правда, не играло роли, поскольку номер телефона «Aftonbladet» был всё тот же.

– Будьте добры, газетный архив, Андерса Остлунда, – попросил я, когда мне ответил центральный коммутатор.

Меня соединили, но голос, который я услышал, принадлежал не Остлунду и не той ленивой пышногрудой практикантке.

– Андерс Остлунд здесь больше не работает, – объявил мне ворчливый женский голос.

– Быть того не может, – сказал я. – Я был у него вчера днём, и он работал.

Если иметь в виду то, что Андерс Остлунд понимал под работой.

Она обстоятельно откашлялась.

– Ну, я знаю только, что он увольняется в конце года, а пока отгуливает остаток своего отпуска. Вчера у него был последний рабочий день.

Увольняется? Андерс Остлунд, которому осталось до пенсии всего ничего?

Я повесил трубку с отчётливым чувством, что всё это не случайно.

Глава 28

Когда я вернулся в свой пансион, из кухни доносился громкий звук телевизора. С телевизором у меня нет ничего общего; он выбивает меня из колеи, и я потом не могу спокойно спать. Наверное, надо с младых ногтей привыкнуть к быстрой смене картинок, а у меня такой тренировки не было. Только я собрался укрыться в своей комнате, как вдруг из потока слов вынырнуло имя: «Профессор Хернадес Круз…»

Тут я должен был хотя бы взглянуть.

Вопреки моим ожиданиям, на кухне, вперившись в чёрно-белый телевизор на холодильнике, сидела не хозяйка, а худой мужчина с тёмной окладистой бородой. На нём была белая рубашка со складками на груди, какие обычно носят со смокингом, и он руками ел нарезанную ломтиками кольраби, что я определил лишь со второго взгляда и по запаху.