Когда я выехал из центра Стокгольма и уже без страха быть остановленным мог нажать на газ, я был настолько бодр, что вспомнил про мобильный телефон. Я достал его из кармана, включил и нажал на кнопку, которая автоматически набирала номер Ганса-Улофа. Всё казалось мне смертельно рискованным: я уже несколько лет не водил машину, тем более на такой скорости, а уж звонить при этом по телефону мне не случалось ещё ни разу в жизни.

Синтетически звучащий женский голос сказал, что вызываемый абонент в этот момент говорит по телефону или недоступен по каким-то другим причинам и предложил мне оставить сообщение в ящике его голосовой почты. Пип!

Вот ещё. Какие телефонные разговоры мог вести мой зять в такое время суток? Может, это означало, что он как раз пытается со своей стороны дозвониться до меня? Вот уж об этом мы никак не договаривались, и у меня мурашки пробежали по спине при мысли о телефоне, который звонит у меня в кармане, когда я ночью крадусь по чужому дому, но в теперешнем состоянии от него можно было ожидать чего угодно. При случае я должен провести с ним серьёзную беседу, чтобы он понял, что можно, а чего нельзя.

Поскольку я не знал, насколько терпеливо меня будет выслушивать этот ящик голосовой почты, я выкрикнул на плёнку Гансу-Улофу лишь самые существенные факты: что я проспал, что я на пути к Сёдертелье и как раз проезжаю Фитья и чтобы он не делал ничего необдуманного. Затем я прервал связь и положил включённый телефон рядом с собой – на случай, если он мне перезвонит. Я понятия не имел, когда он услышит моё сообщение. Из инструкции к телефону мне припомнилось, что его аппарат должен посигналить ему, что в ящик пришло сообщение.

На дороге местами был гололёд, мела позёмка в свете фар, и тем не менее, я мчался, как безумный. Никакого звонка. Дозваниваться ещё раз у меня не хватало терпения; это казалось мне потерей времени. Вот уже и Салем, уже и Сёдертелье обозначен на щите как один из ближайших пунктов, наконец-то. Дело нескольких минут. Уж столько-то Ганс-Улоф потерпит. Вот уже и табличка на въезде в местечко. Я с трудом заставил себя сбросить скорость, пересёк тихий центр и свернул на улицу, ведущую в сторону Фэстергард.

Но уже издали я заметил, что тут что-то не так. Синий свет мигалок виден в ночи далеко, а тут, среди деревьев и домов, этих мигалок было видимо-невидимо.

Глава 31

Я остановился, вышел из машины и двинулся пешком навстречу тому, что ощущалось, как катастрофа. Было так холодно, что через несколько шагов моя головная боль вернулась. Но я отметил её лишь краем сознания; мои мысли лихорадочно крутились вокруг вопроса: что, чёрт возьми, произошло? Даже если он не получил моё сообщение, даже если он больше не мог выдержать от нетерпения, он должен был всё-таки исходить из того, что я уже в здании и все, что он предпримет, подвергнет опасности как меня, так и Кристину.

И что он мог предпринять? Пистолет я у него забрал – я непроизвольно нашарил его, чтобы удостовериться в этом. Что же у него оставалось из вспомогательных средств? Мне ничего не приходило в голову, тем более с этой глухой пульсирующей болью в лобной и носовых пазухах, такой сильной, что на глазах выступали слёзы.

Я остановился на безопасном расстоянии, укрывшись за живой изгородью, и стал наблюдать за происходящим. Полиция, как всегда, когда дело касается богатых и могущественных, выступила по полной программе: целая армада оперативных машин, затопивших весь квартал голубым светом. Повсюду ограждения с переносными штативами и трепещущими на ветру пластиковыми лентами. Фары. Собаки. Снайперы в защитных касках и пуленепробиваемых жилетах. Короче, весь театр. Мне показалось неблагоразумным подходить ближе с нелегальным пистолетом в кармане.