Я позвонил и встал так, чтобы в дверной глазок был виден главным образом букет.

Быстрые шаги за дверью. Кто-то загремел трубкой домофона, и потом дверь открылась.

– Ты? – воскликнула Биргитта. У неё были заплаканные глаза, а море цветов в моих руках она не удостоила даже взгляда. – Даже жуть берёт: я только что о тебе думала.

– О, – сказал я озадаченно. – Хорошо.

– Ничего хорошего, – сердито засопела она. – Это всё ужасно. – Она схватила меня за рукав. – Входи.

Я с готовностью дал ей втащить себя через порог. На ней были только колготки и застиранная рубашка, которая была ей велика. Закрыть дверь квартиры она предоставила мне. Чем она так расстроена? Беременна, что ли?

Или у неё оказался положительный тест на СПИД? Или проблемы с её бывшим мужем?

– Вот, – сказал я, догнав её и протянув цветы. – Это тебе.

Она скривилась.

– Красиво. – Это прозвучало как: Ещё и это. – Поставь их куда-нибудь.

Ввиду того факта, что я купил ей приблизительно вдвое больше цветов, чем в общей сложности всем остальным женщинам за всю свою жизнь, я был несколько обескуражен тем, что должен ещё и сам с ними возиться. Я нашёл под раковиной вазу, в которую букет еле поместился, наполнил её водой и отнёс всю эту икебану в гостиную, где Биргитта сидела на диване, завернувшись в одеяло, среди кучи исплаканных носовых платков.

– Ну вот, – сказал я и сел в кресло напротив неё, – что случилось?

Она натянула одеяло до подбородка.

– Я не рассказывала тебе, что мне пришлось в своём классе четыре недели назад взять на себя и шведский язык?

Я кивнул.

– Из-за того, что коллега ушла в родовой отпуск. Ты говорила.

– Да? Я уже не помню. Так вот, эта корова… Извини, но я другого слова просто не подберу. Она практически всю работу свалила на меня. За весь учебный год она не проверила ни одного сочинения, можешь себе представить? И всё теперь должна делать я. – Она протянула руку за новым носовым платком и высморкалась. – Извини, что я тебе тут плачусь. Это не из-за работы, знаешь. Это оттого, что в этой стопке были и сочинения Кристины. Вначале я себе говорила: пусть лежат до конца или вообще не буду проверять. По крайней мере, до тех пор, пока не узнаю, что с ней… – Она засопела. – Вчера я смотрела нобелевский праздник. Обычно я не смотрю. Но когда я увидела эту испанку, я уже не могла не смотреть; и я достала тетрадку Кристины и прочитала, ну и всё-таки проверила. То есть там нет ничего особенного, два описания картин, большинство детей находит это скучным… Но тут я стала о ней думать: как она там, что сейчас делает, да жива ли вообще…

Я поднял руку.

– Погоди. Дай мне сперва сказать.

И я во всех подробностях рассказал ей, что произошло. Когда я закончил, Биргитта сидела соляным столбом, с глазами как блюдца.

– Как подло, – прошептала она. – Просто… подло. Невероятно. Даже не знаю, кто из вас двоих хуже…

– Как бы то ни было, – вклинился я в её паузу, – по-прежнему неясно, где Кристина. Я думаю, полиция могла бы её обнаружить по тому, что она снимает деньги со счёта по своей сберкнижке. Завтра я собираюсь… – Странное выражение на лице Биргитты заставило меня прерваться. – Что?

– Кажется, я знаю, – воскликнула она, – я знаю, где она может быть.