Ее оптимизм, вера в то, что все еще можно поправить, проникли мне в грудь и сдавили сердце.

— Конечно. Послушай, пусть Холли говорит сколько захочет, но только чтобы об этом не узнал никто, даже я. Понятно?

Оливия поджала губы и промолчала.

— Это не идеальное решение, но все-таки… — добавил я.

— Ты же против того, чтобы она хранила секреты.

— Да, но, по-моему, считать это главной задачей поздновато.

— Видимо, это переводится как «я же предупреждал», — сказала Оливия с ноткой опустошенности в голосе.

— Вовсе нет, — искренне возразил я. Лив удивленно повернулась в мою сторону. — Это означает, что мы с тобой в заднице, и лучше всего сейчас думать над тем, как уменьшить ущерб. И я верю, что ты сумеешь сделать многое.

Лив смотрела подозрительно и устало, ожидая подвоха.

— На сей раз никаких скрытых смыслов. Обещаю. В настоящий момент я просто рад, что у ребенка такая мать.

Этого Лив не ожидала; она отвела глаза и заерзала в кресле.

— Почему ты мне сразу все не рассказал? Позволил уложить ее в постель как ни в чем не бывало…

— Понимаешь, я подумал, что ей не помешает сегодня вечером хоть что-нибудь нормальное.

Лив нервно шевельнулась.

— Мне надо ее проверить.

— Если проснется, позовет нас. Или спустится.

— А вдруг нет? Я мигом…

Она быстро и бесшумно поднялась по лестнице. В этом было что-то фантастически успокаивающее. Сразу после рождения Холли подобная сцена повторялась по десять раз за ночь: малейший писк в мониторе — и Оливия непременно проверяла, как спит дочка, хотя ребенок с такими здоровыми легкими вполне умел показать, что ему нужны родители. Лив не боялась синдрома «внезапной смерти», не боялась, что Холли выпадет из кроватки и ударится головой, не боялась прочих стандартных родительских страшилок. Ее волновало одно: а вдруг Холли проснется среди ночи и вообразит, что осталась одна.

Оливия вернулась и сообщила:

— Крепко спит.

— Хорошо.

— И такая спокойная. Поговорю с ней утром. — Оливия уселась в кресло и убрала волосы с лица. — А ты сам как, Фрэнк? Прости, что я не сразу спросила, но за сегодняшнюю ночь…

— Все хорошо, — ответил я. — Пожалуй, мне пора. Спасибо за кофе. Очень кстати.

Лив не пошевелилась.

— Ты домой доедешь?

— Без проблем. Увидимся в пятницу.

— Завтра позвони Холли, обязательно. Даже если считаешь, что ей не положено ни с кем разговаривать обо всем этом.

— Конечно. Я и сам собирался. — Я допил остатки кофе. — Так, стало быть, как я понимаю, о свидании и речи быть не может.

Оливия долго разглядывала меня.

— Давай не будем подавать напрасных надежд Холли.

— У нас получится.

— Знаешь, я не представляю, каким образом, после… Господи, после всего.

— Я понимаю. А может быть, попробуем?

Оливия шевельнулась в кресле. Лунный свет мазнул ее по лицу, глаза провалились в тень, и я различал только изящный изгиб губ.

— Чтобы убедиться, что ты предпринял все возможное? — спросила она. — Видимо, лучше поздно, чем никогда?

— Нет, — возразил я. — Мне просто очень хочется пойти с тобой на свидание.