Захлопнув багажник, Боб вернулся к лестнице, рядом с которой стоял мотоцикл Ники, накрытый брезентом. Сорвав брезент, он уселся на «Кавасаки-350». Рана на бедре, оставленная последним ударом Кондо Исами, резанула острой обжигающей болью, но Боб постарался не обращать на нее внимания. Ему понадобилось три или четыре раза лягнуть педаль стартера, чтобы завести двигатель, однако он с облегчением отметил, что в баке полно горючего. Убрав пяткой подножку, Боб толкнул мотоцикл вперед, включил передачу, проехал по стоянке, уворачиваясь от зевак, и рванул в ночь, быстро набрав скорость и скрывшись из виду.

Ник, лежащий на земле, проводил его взглядом.

«Одинокий стрелок», — подумал он, вспоминая слова Лоуренса, описывающие американский дух: «твердый, выносливый, нелюдимый — и готовый убивать».[34] Однако в «ночь грома» без такого было не обойтись.

Глава 34

Вспышка, вырвавшаяся из дула «Барретт-107», получилась ослепительной: образовался огненный шар, озаривший ночь, такой яркий, что колбочки в глазах еще несколько минут приходили в себя. Калеб, державший винтовку под мышкой, словно гангстер свой пистолет-пулемет, ощутил мощный удар отдачи. Огромное оружие содрогнулось, с силой ткнув его в мышцы и едва не свалив с ног, при этом ему в лицо ударила обжигающая волна из места попадания пули. Если бы у Калеба не было очков, ему выжгло бы глаза. Раскаленные пороховые газы, расширяясь во все стороны со скоростью света, подняли над землей циклон пыли; казалось, это смерч на мгновение спустился вниз, наполнив воздух своим присутствием.

Пуля весом 650 гран ударила в стальную дверь на два дюйма ниже стекла, проделав кратер диаметром полдюйма, окаймленный обугленной сталью. Она сразила наповал водителя и его помощника, брызнув фонтаном крови в противоположное стекло, когда вольфрамовый сердечник, освобожденный из мягкой латунной оболочки взрывом вторичного заряда, устремился вперед со скоростью несколько тысяч миль в час, уничтожая все на своем пути.

— Господи Иисусе, — пробормотал Калеб, сам пораженный кровавой бойней, которую учинил.

— Сзади, сзади! — закричал старик.

Калеб неуклюже обежал вокруг грузовика, сжимая в руках тяжелую винтовку, а тем временем другие Грамли окружили грузовик со всех сторон, выразительно размахивая своими пистолетами-пулеметами и давая понять застывшим от неожиданности пассажирам застрявших в пробке машин, чтобы бросали свои транспортные средства и бежали отсюда со всех ног.

— Ну же, убирайтесь отсюда ко всем чертям, уводите детей, сейчас здесь будут стрелять, мать вашу!

Зажмурившись, Калеб выстрелил еще раз, в упор, в заднюю часть грузовика, строго на «шесть часов». Он даже не забыл пригнуться и приподнять тяжелую винтовку, направив ее чуть вверх, чтобы выброшенный из ствола вольфрамовый стержень, продолжая двигаться вперед, не вышел с противоположной стороны бронированного корпуса и, разбив вдребезги приборную панель, не завершил свой путь в двигателе, пожирая и круша все вокруг. Это было бы очень некстати.

И снова огненный шар ослепил всех, кто стал свидетелем выстрела, находясь в радиусе ста ярдов от этого места, хотя к тому времени большинство людей уже бросили свои машины и беспорядочной толпой ринулись в противоположном направлении. И снова поток раскаленных пороховых газов, вырвавшихся из дула, породил циклон атмосферного возмущения. И снова отдача получилась значительной, хотя она и была несколько рассеяна телом и руками Калеба, выгнувшегося назад. На этот раз почему-то выстрел прогремел во всю мощь, и Калеб, даже несмотря на наушники, ощутил, как барабанные перепонки вдавились под воздействием ударной волны.

Кратер разорвал всю верхнюю половину задней двери.

Один из Грамли, шагнув вперед, крикнул в пробоину, как будто существовала хоть какая-то вероятность того, что кто-нибудь внутри еще способен слышать:

— Эй, ребята, лучше открывайте, а не то он всадит еще шесть таких же!

Последовала короткая пауза, и дверь открылась.