– Ничего от не теряет, – отмахнулась Энн. – Хотя я действительно могу оглохнуть, если вы не перестанете вопить так громко. А теперь идите, все трое, и выполняйте работу. Я пока посижу.

– И я тоже! – поддакнул лорд Уинстед. – Но душой я с вами, дорогие кузины.

Девочки принялись считать, а Энн направилась к скамейке. Лорд Уинстед последовал за ней. Как только они сели, она заявила:

– Не представляю, с чего вдруг они поверили этой чепухе насчет вашего глаза.

– О, ничуть они не поверили, – весело ухмыльнулся он. – Я сказал, что дам по фунту каждой, если они на несколько минут оставят нас одних.

– Что? – взвизгнула Энн.

Уинстед согнулся вдвое от смеха.

– Ну, конечно, я не делал ничего подобного. Боже милостивый, вы считаете меня полным идиотом? Нет, не отвечайте.

Энн покачала головой, раздражаясь на свою чрезмерную доверчивость. Но все же сердиться не могла – уж очень добродушным был его смех.

– Я удивлена, что никто не подошел с вами поздороваться, – покачала она головой. В парке было не слишком много людей, как всегда в это время дня, но все же время от времени кто то проходил мимо. Энн знала, что лорд Уинстед был весьма популярен, когда жил в Лондоне: трудно поверить, что никто не заметил его присутствия в Гайд парке.

– Не думаю, что многие знают о моем возвращении, – пояснил он. – Люди видят то, что ожидают увидеть, а в парке никто не ожидает увидеть меня. – Граф с сожалением улыбнулся и указал на свой заплывший глаз. – Особенно в этом состоянии.

– И не со мной, – добавила Энн.

– Кстати, я все гадаю, кто вы?

Она резко повернулась.

– Странная реакция на такой простой вопрос, – констатировал он.

– Я Энн Уинтер, – спокойно ответила она. – Гувернантка ваших кузин.

– Энн, – тихо повторил граф, и она вдруг поняла, что он смакует ее имя как лакомство.

Он склонил голову набок:

– Уинтер или Винтер?

– Уинтер. А что? – невольно фыркнула Энн.

– Просто так. Это вполне естественное любопытство.

Он немного помолчал, прежде чем добавить:

– Она вам не идет.

– Простите, что именно?

– Ваша фамилия. Уинтер. Она вам не идет.

– Нам редко доводится выбирать наши имена, – подчеркнула она.

– Верно, но все же я иногда нахожу весьма интересным тот факт, что некоторым очень идут их фамилии.

Энн не смогла скрыть лукавой улыбки.

– В таком случае, каково быть Смайт Смитом?

Уинстед вздохнул, возможно, чересчур драматично.

– Полагаю, мы обречены исполнять один и тот же концерт снова, снова и снова…

Он выглядел таким безутешным, что Энн рассмеялась.

– О чем это вы?

– Части фамилии почти одинаковы, не находите?

– Смайт Смит? В ней звучит что то дружелюбное.

– Мне так не кажется. Мне кажется, что, если Смайт женился на Смит, могли бы уладить разногласия и выбрать нечто достойное, вместо того чтобы навязать обе фамилии всем остальным членам рода.

– И давно ваша фамилия пишется через дефис? – усмехнулась Энн.

– Несколько сотен лет.

Граф повернулся, и она на мгновение забыла его синяки и царапины. Видела только его. Он смотрел на нее как на единственную в мире женщину.

Энн кашлянула, чтобы не была так заметна ее попытка отодвинуться. Он опасен, этот человек. Хотя они сидели в парке, разговаривая о пустяках, она это чувствовала.

Что то пробудилось в душе Энн, и она отчаянно пыталась это погасить.

– Я слышал самые противоречивые истории, – продолжал Уинстед, не подозревая о ее смятении.