Трокмуа, осаждавшие ту часть крепостной стены, на которую было направлено заклинание, в страхе разбежались в разные стороны. Песнопение Баламунга переросло в рев. Он прокричат что-то на жутком наречии кидзуватна, сделал паузу, и вновь закричал.

С кончиков его пальцев сорвались красные языки пламени. Крепостную стену охватило пламя. Джерин сосредоточенно, с трепетом наблюдал за происходящим. «Даже пепла не останется, — думал он отрешенно. — Даже пепла». Но, когда огненная волна вдруг опала, оказалось, что стена выдержала натиск, оставшись в нетронутом виде и даже сохранив свой ядовито-зеленый цвет, так удививший Джерина раньше.

— Кажется, твой личный волшебник выиграл этот раунд, — заметил Райвин, отбивая удар копья.

Джерин был поражен. Он и не думал, что уродующая его замок краска может служить волшебной защитой.

Баламунг взвыл от ярости и раздражения. Похожий в своей черной развевающейся накидке на огромного изголодавшегося стервятника, он бросился к замку, крича Сиглорелу:

— Глупый южанин, ты заплатишь мне за свою дерзость!

Оказавшись в одном полете стрелы от люто дравшегося с его воинами Джерина, маг трокмэ вновь открыл свою грозную колдовскую книгу и принялся творить новое заклинание.

Удвоив усилия, Джерин и его люди попытались сократить дистанцию между собой и чародеем, пока тот занят. Но прорваться сквозь ряды варваров было невозможно: им едва удавалось обороняться.

Лис мог лишь беспомощно наблюдать, как очередные языки пламени сорвались с рук Баламунга. Огонь охватил свежие деревянные укрепления, не покрытые защитной краской. Досталось и одному из варваров, не успевшему отскочить в сторону: у него загорелась спина. Корчась от боли, этот живой факел упал на землю и сгорел. Люди Джерина, находившиеся на крепостной стене, бросили луки и принялись тушить пламя, накрывая его шкурами, заливая водой, засыпая песком. Но им так и не удалось погасить колдовской огонь.

Тогда Сиглорел, облаченный в не менее черное одеяние, чем Баламунг, появился на запылавшем участке вала. Как и предполагал Райвин, когда обстоятельства бросили ему вызов, он в свою очередь бросил пить, чтобы нейтрализовать заклинания Баламунга. Вот и сейчас он неторопливо демонстрировал свое мастерство, не обращая внимания на свистевшие вблизи стрелы. Его руки выполняли замысловатые пассы, а пальцы искрились. Когда маг-элабонец умолк, затих и огонь, и, хотя крепостной вал еще тлел, он оставался целым и невредимым.

— Ты осмелился показаться мне на глаза? — прошипел Баламунг.

Джерин содрогнулся, так злобен был его голос. Сиглорел устало и мрачно кивнул своему врагу.

— Так умри же!

И Баламунг взмахнул рукой.

Ясное небо прорезала молния. Сиглорел в свою очередь щелкнул пальцами, и разряд ушел в землю, никого не задев.

Накалившийся от дуэли чародеев воздух, а также страх приковали трокмуа и элабонцев к земле. Они стали невольными свидетелями схватки гораздо более ужасной, чем все те, в которых им приходилось участвовать. Было очевидно, что Баламунг сильнее. Молнии, которые он метал, подлетали к его противнику все ближе и ближе. Воздушные вихри вздымали громадные облака густой пыли, застилавшие крепостной вал, а вызванные им демоны с воплями кружили над головой Сиглорела, подобные громадным орлам, но на перепончатых крыльях.

Однако ни один удар молнии не поразил Сиглорела, ни один вихрь не подхватил его (хотя воин, находившийся неподалеку, успел лишь в ужасе вскрикнуть, когда очередной посланный Баламунгом смерч скинул его с крепостного вала), ни один демон не прорвался к нему, чтобы высосать его кровь. Лицо Сиглорела покрывала смертельная бледность, напряженные руки то и дело лихорадочно дергались, но он каким-то чудом умудрялся сохранять вокруг себя постепенно сужавшееся защитное поле.

Раз или два ему даже удалось нанести ответный удар.