Когда отец уехал в фургоне, Вонни смотрела из окна; потом вышла на задний двор. Там цвела вишня, и Вонни села между ней и ивой, которую Рейнольдс посадил в честь рождения дочери. Позже иву пришлось срубить — корни дотянулись до канализационного резервуара. Но в ту ночь ее листья переливались серебром и звезды сияли на кончиках ветвей. Всю следующую неделю Вонни спала на раскладушке в комнате матери. Мать боялась оставаться одна, и Вонни тоже. Если отец способен бросить ребенка, может случиться все, что угодно. Дом может загореться, стены могут обрушиться. Дети могут заблудиться среди одинаковых домов, и никто их не хватится.

Вонни просыпается утром в узкой кровати Мелиссы и не сразу понимает, где находится. После душа и завтрака ей по-прежнему не по себе. Джилл отвозит ее в аэропорт, но просит остаться еще на пару дней. Вонни внезапно пугается, что с Саймоном может случиться беда, если она сейчас же не поедет домой. Она наклоняется и достает сумку с заднего сиденья.

— Я буду скучать по тебе, — говорит Джилл.

Вонни обнимает Джилл и клянется, что скоро снова приедет. Пустое обещание. Обе усмехаются. Вонни выходит из машины и машет рукой, затем идет покупать билет. Она ставит сумку и чемодан на ленту для просвечивания, пьет кофе в ожидании посадки. Когда наконец она уже стоит в очереди, чтобы подняться по трапу на борт, что-то происходит. Она прислоняется к стене и пропускает людей. Ее ноги не двигаются. Кожа похолодела. Откуда-то она знает, что если поднимется на борт, то умрет.

Твое сердце бьется намного быстрее, чем человеческое сердце.

Стюардесса у двери наблюдает за ней, и Вонни уверена, что у нее на лице все написано. Она где-то читала, что «скорая» в Нью-Йорке в среднем приезжает за три с половиной часа. За это время она успеет умереть.

— С вами все в порядке? — Стюардесса, блондинка с мягким южным акцентом, подходит к Вонни.

— Да, конечно, — отвечает Вонни. — Ногу подвернула.

Похоже, она тебе верит.

— Обопритесь на меня, если хотите, — предлагает стюардесса.

Вонни улыбается и опирается на подставленное плечо.

— Обожаю Бостон, — говорит стюардесса.

— Я тоже, — отвечает Вонни.

Ты уже мертва, так что можно и поболтать.

Во время взлета Вонни на удивление спокойна. Ее сердце больше не колотится так сильно. Она не курила пять лет, а теперь спрашивает сигарету у молодого соседа и закуривает, как только гаснет табличка «Не курить». Небо затянуто тонкими, как паутинка, облаками. Вонни совсем ничего не чувствует. Она не думает ни о Саймоне, ни об Андре, ни об отце, размышляет только о холодном совершенстве облаков. Во время захода самолета на посадку Вонни замечает фиолетовую полосу на горизонте. Опасный цвет для этого времени года. Она закрывает глаза и представляет, как влетает в этот цвет. Она уступает ему, отдает всю энергию. Когда самолет садится, Вонни совершенно без сил и ноги передвигает только усилием воли. Все-таки ей удается выйти в здание аэропорта. Она знает, что уже почти дома, и все же уверена, что заблудилась.

Ты, наверное, думаешь, что сошла с ума, но рассудок не теряют так быстро. Ты идешь медленно. Ты не смеешь бежать.

На парковке Саймон машет ей, сидя на плечах Андре. На фоне синего неба рука Саймона похожа на флаг, и Вонни слепо следует к ней. Она подходит к мужу и сыну и роняет сумку на землю. Саймон прыгает к ней на руки.

— Я припарковался во втором ряду, — говорит Андре.

На нем солнечные очки, так что Вонни не видит его глаз. Он подбрасывает ключи.

— Ты мне что-нибудь привезла? — спрашивает Саймон.

Андре поднимает сумку, а Вонни показывает на боковой карман. Там лежит мягкая игрушка, которую она купила в магазинчике рядом с домом Джилл.