Шэрон отправилась на поиски нового мужчины и протащила сына по четырем штатам, пока не нашла искомое на военно-морской базе в Род-Айленде. Она считала Эдди своим наказанием и старалась пореже глядеть на него. Когда приходили ее дружки, сын прятался в шкафу в прихожей и молился, чтобы очередной моряк не носил плаща. Даже крепкий мужчина может заработать инфаркт, если полезет в шкаф за вешалкой и увидит такое чудовище. Великан уже в два года знал, кто он такой. Он видел себя на картинках в книгах. Это он прятался под мостом и пожирал коз. Он был владельцем золотой арфы, который уснул за собственным обеденным столом. Однажды утром он проснется и обнаружит, что голова его пробила крышу, а руки и ноги торчат из окон. Лоза прорастет сквозь него. Птицы совьют гнезда в его локтях.

Великан ходил в школу до четвертого класса, но, когда они переехали в Род-Айленд, перестал себя утруждать. Он не выносил беспощадных издевок, и некому было за ним следить. Шэрон окончательно пошла вразнос. Чтобы чем-то занять дни, великан начал рисовать карандашами, помадой и тенями, украденными из маминой сумочки. Позже он накопил денег на дешевую акварель и кисти. Он не хотел, чтобы мать видела его работы и смеялась над ним, к тому же бумаги было мало, поэтому великан рисовал миниатюры. Картины за целый год уместились бы в резиновом сапоге. Целый штат, например Нью-Джерси, мог съежиться до размеров клубничины. Порой великан битый час рисовал прелестное крошечное личико или дерево в цвету. При удачном стечении обстоятельств он не успевал закончить до ночи и потому с нетерпением ждал утра.

Великан часто замечал, что Шэрон смотрит на него то ли с отвращением, то ли со страхом. Возможно, она сохранила его, чтобы досадить отцу, которого то обожала, то презирала. Она подбивала своих дружков метать дротики в единственную фотографию Эдварда Таннера, которая у нее была. Но иногда она снимала ее со стены и несла вниз показать сыну. Дед великана сидел в кресле в гостиной. Он смотрел прямо в камеру и казался весьма недовольным. Когда Шэрон жила с отцом, она мечтала спалить дом и убежать в Нью-Йорк. Но теперь описывала его комнаты с любовью. В конце концов, она назвала сына в честь своего отца. Великан знал, что ее настроение меняется поразительно быстро без видимых причин. Когда она была доброй, предлагала шоколад или готовила ужин, он ей не верил. Когда становилась гадкой, он знал, что это ненадолго. Он рано привык быть осторожным. Он не может позволить себе капризы. Только не с Шэрон. Однажды она позаимствовала машину у очередного дружка и взяла сына на пикник. Великану было девять лет, Шэрон вела себя очень мило, и потому он слишком расслабился. Они ехали домой по Девяносто пятому шоссе. Великан сидел на пассажирском сиденье и держал бумажный пакет с остатками сэндвичей и кексов. Самое вкусное он приберег напоследок — шоколадный кекс с радужной обсыпкой. Он залез в пакет, достал кекс, но тот развалился на части. А он так его предвкушал! Он забыл о себе. Забыл, кто сидит рядом. Он завыл и пнул приборный щиток.

— Прекрати, — возмутилась Шэрон. — Ведешь себя как маленький. Возьми другой.

— Я не хочу другой, — сказал великан.

— Возьми другой, — приказала ему мать.

— Нет, — отрезал великан. — Не хочу.

Когда он пнул щиток, Шэрон схватила его за ногу. Машина вильнула.

— Совсем рехнулся? — завопила Шэрон. — Хочешь, чтобы я разбила машину и попала в неприятности? Возьми другой кекс. Немедленно.

Великан посмотрел на радужные крошки на сиденье и заплакал.

— Не хочу.

Шэрон остановилась на обочине. Был уже почти час пик, машины неслись одна за другой.

— А ну выметайся, паразит, — крикнула она.