Великан знает, что дед любил его, но это не утешает. Дед любил все несовершенное. Сломанный стол становился еще большим сокровищем, свитер без заплатки был нонсенсом, и кому нужны планеты, если есть падающие звезды? Великан понимает, что ему повезло найти в детстве любовь. Он знает, каково бояться грома и держаться за руку. Но он ничего не знает о страсти, хотя начинает думать, что страсть скорее связана с надеждой, чем с неукротимыми желаниями. Когда опускаются голубоватые светящиеся сумерки, великан испытывает нечто вроде желания. Мечта быть с сероглазой девушкой делает его одновременно сильнее и слабее, чем на самом деле.

Он говорил себе, что носит яйца к дому Джоди без каких-либо ожиданий, но это не совсем так. Он совершенно уверен, что нормальные люди не испытывают ничего подобного его душевному подъему, когда он входит во двор ее дома. Великан начал делать глупости. Он забывает кофейник на плите, а когда возвращается, тот плюется во все стороны и выкипевший кофе оставляет на дне резиновую черную пленку. Он чинит лоток посреди белого дня, и его видят автомобилисты, которые наверняка вернутся поглазеть с кучей друзей-скептиков.

В сочельник великан идет к курятникам в сумерках; от голубого света у него ком стоит в горле. Холодает, но земля еще теплая, и от нее кое-где парит; туман течет из-под курятников, окружает папоротники. Великан кормит куриц и на обратном пути находит яйцо, которое проглядел утром. Он поднимает яйцо с соломы и сует в карман свитера. В доме он зажигает камин, кладет яйцо на стол и достает краски. Он протыкает скорлупу булавкой и высасывает содержимое. Великан рисует акриловыми красками и самыми тонкими кистями. Он держит над яйцом лупу и прекращает работу лишь на мгновение, когда у него сводит пальцы и приходится отложить кисть, чтобы пару раз сжать и разжать кулаки.

За время работы он так разгорячился, что идет к дому Джоди без пальто и совсем не чувствует холода. Чтобы раскрасить яйцо, ему потребовалось больше времени, чем он планировал, и уже светает. Он подходит к заднему крыльцу, которое усыпано еловыми иголками. Затем он делает нечто настолько глупое, что сам не может поверить: берется за дверную ручку и поворачивает ее. Он быстро отдергивает руку, но дверь открывается. Великан задерживает дыхание, наклоняется и входит в дом. Его сердце бьется так сильно, что на стук должен сбежаться весь дом. Он кладет яйцо в белое блюдце, забытое на кухонном столе. Яйцо, немного покатавшись взад и вперед, замирает на месте. Великан нарисовал их первую встречу. Крохотные курицы клюют зернышки в пыли, а девушка с корзиной яиц улепетывает со всех ног, ее волосы развеваются за спиной. В кресле рядом с курятниками великан нарисовал себя. На нем белая рубашка, как в тот день, а сквозь нее видно сердце, к которому он прижимает руку, будто ранен.

Великан долго шел по морозу и теперь зачарован теплом. Если он закроет глаза, то упадет на месте. Две кошки застают его врасплох, выгибают спины и трутся о ноги. Они идут за великаном к двери кухни. Он видит рождественскую елку и открытые подарки под ней. Кошки снуют у него под ногами. Великан наклоняется и гладит белую кошку по спине, а она поворачивает к нему мордочку и мяукает. Непростительная глупость! Но так не хочется уходить и мучительно брести домой в темноте. Великан знает, что нарушает закон, знает, что в рождественское утро люди просыпаются рано. Но он не двигается, даже когда слышит стук над головой, а затем шаги. Джоди спускается вниз в шерстяной кофте поверх ночной рубашки. Она видит великана и останавливается на лестничной площадке, протирая глаза. Джоди говорит себе, что не испугается, если только он не направится к ней. Тогда она повернется, взбежит по лестнице и запрется в туалете. Но поворачивается и бежит не она, а великан. В панике он забывает нагнуться и ударяется головой о притолоку кухонной двери так громко, что даже слышно, как ему больно. Ошарашенный великан пятится назад. Джоди держится за перила лестницы. Посередине лба великана — глубокая вмятина.