– Возможно.
– Так говори же.
Громф пристально смотрел на нее несколько мгновений, затем покачал головой.
– Скажу, когда буду в этом твердо уверен, – ответил он, и Квентл нахмурилась. – Слишком много деталей в этом гигантском механизме, – повторил архимаг. – В настоящее время тебе нет нужды думать об очередном крохотном колесике.
– Не тебе решать, о чем мне следует или не следует думать, – с угрозой в голосе произнесла Верховная Мать.
Но Громф лишь улыбнулся в ответ.
– Моя игра ведется параллельно твоей. Как это случилось в туннелях за пределами города, когда я отвел тебя к Мефилу. Иди и помолись, прошу тебя, и ты увидишь, что мои действия наилучшим образом служат Госпоже Ллос. Тебе сейчас предстоит убедить опасного противника перейти на нашу сторону, восстановить уничтоженный Дом и готовиться к войне, не так ли? Если этот инструмент, который я нашел, окажется подходящим для наших нужд, тогда я открою его тебе, и будь уверена: тебе придется еще побеспокоиться о нем. Если же нет, тогда лучше тебе не тратить свое время напрасно.
– Ты прячешь его от меня ради моей же пользы?
– Я ничего не прячу. Я не хочу отвлекать тебя до тех пор, пока не буду уверен, что тебе стоит тратить на этот предмет время и размышления.
Громф пристально смотрел на сестру, гадая, как Квентл ответит на эти наглые слова, будет ли ее реакция похожа на ту, что следовало бы ждать от Ивоннель.
И действительно, в душе Квентл в этот миг, казалось, происходила некая борьба, хотя она умело скрывала ее, сохраняя невозмутимое выражение лица. Однако ее долгое молчание было красноречивым.
– Значит, параллельная игра, ведущая к общей цели, – наконец произнесла она и поднялась, собираясь уходить. – Сообщи мне, когда вернется иллитид.
Громф кивнул, и его сестра – нет, он не мог думать о ней как о сестре в этот момент, потому что она ответила так же мудро, как ответила бы Ивоннель, – правительница Мензоберранзана покинула его.
Проникновение щупалец не вызывало у нее прежнего отвращения, и с каждым разом сопротивление ее слабело. Общение с иллитидом становилось частью ее жизни, хотя Далия на самом деле не замечала течения времени.
Ей казалось, что это место ей знакомо, и воспоминания о кружащихся и: плещущихся водных элементалях и негромком ворчании Предвечного в его яме, которая находилась перед ней, вернули ее в те дни, когда была еще жива Силора Салм, когда был разрушен Невервинтер.
Она не могла понять, в чем дело.
Ей казалось, что в комнате что-то изменилось, и она заметила многочисленных ремесленников-дроу и рабочих-гоблинов, сновавших вокруг с какими-то металлическими предметами. Лестница? Перила?
Прямо перед нею раздался скрежет камня о камень – множество гоблинов устанавливали мраморную плиту на…
На что? На саркофаг? Алтарь? А может быть, жертвенный стол? Она заметила, что плита была сделана из гладкого черного камня, пронизанного красными жилками, цвета крови.
Да, они походили на кровь.
Мимолетные видения, многочисленные воспоминания Далии, какие-то сцены, смысла которых она не понимала, промелькнули в ее мозгу, а потом комната словно скрылась в тумане, и она не могла понять, что забирает у нее иллитид, что он предлагает ей.
Все было как в тумане, и все тело болело, она не могла отогнать эту боль.
Она услышала собственный пронзительный крик, но он, казалось, доносился откуда-то издалека, словно она слышала крики какой-то другой женщины в какой-то другой комнате. Женщины, у которой отнимают все: память, душу, личность.
Далия попыталась высвободиться. Она стояла у стены, раскинув руки, но пауки хорошо сделали свою работу, и паутина крепко удерживала ее, словно ладони были прибиты гвоздями. |