– Но если это так, возможно, они ушли и забрали пленников, – заметил Вульфгар.

– Давайте отдохнем, но недолго, – предложил Дзирт, но не стал продолжать. Все знали и боялись того, что будет дальше: им придется углубиться в нижние туннели Подземья в поисках темных эльфов.

Далия очнулась много часов спустя и обнаружила, что снова лежит на полу перед тремя клетками, подвешенными к потолку в Кузне. Она взглянула на труп брата Афафренфера и ощутила лишь мимолетный приступ жалости.

Повернула голову, чтобы посмотреть на Артемиса Энтрери, который безвольно привалился к железным полосам клетки, прижавшись к ним лицом. Может быть, он тоже мертв? Ее охватил страх.

Да, страх, и это инстинктивное чувство напомнило Далии, кто она такая, и она как будто снова стала той женщиной, которой была прежде. С огромным трудом она заставила себя сесть и вздохнула с облегчением, когда Энтрери открыл глаза и взглянул на нее.

Но, подобно жалости к монаху, это чувство, присущее прежней Далии, тоже быстро исчезло, и в мозгу ее уже теснились другие мысли. Зловещая улыбка появилась у нее на губах, когда она подумала о том, как замечательно было бы взять раскаленную кочергу и ткнуть ею Энтрери.

Эта воображаемая картина потрясла ее, и улыбка погасла. Эльфийка сердито нахмурилась, но злилась она не на Энтрери, а на себя саму. Она почувствовала себя крайне неуверенно, не понимала, в чем дело, что происходит; как будто ее истинные чувства походили на червячка, похороненного под кучей извивавшихся дождевых червей, которые пытались захватить власть над ее сознанием.

– Далия? – окликнул ее Энтрери голосом, необычно твердым для человека, столько времени провисевшего в клетке. Впрочем, это наблюдение было бы слишком тонким для несчастной Далии, и она ничего не заметила.

– Значит, ты убедила их, что никуда не денешься? – спросил Энтрери, кивая на ноги Далии – теперь на них не было цепей с железным шаром.

Но Далия понятия не имела, о чем он говорит.

– Их осталось немного, – прошептал Энтрери.

– Ты считаешь, что сможешь сбежать? – едва заметно усмехнулась Далия.

– Не я, а мы, – поправил ее он.

– Нет, не можем, – просто сказала она.

– Стоит попытаться, – уговаривал ее Артемис. – Пусть лучше они поймают нас и убьют, чем… – Он смолк и поднял голову, затем снова бессильно привалился к клетке всем телом, словно труп.

Мифриловая дверь, которая вела в камеру Предвечного, отворилась, и в Кузне появилась жрица Береллип. Взгляд ее сразу же упал на Далию, затем на Энтрери. Она подошла к ремесленнику, который работал у главного горна Гаунтлгрима, и завела с ним разговор, но время от времени бросала взгляды в сторону пленников.

– Мы должны попытаться, – прошептал Энтрери, не шевелясь.

Но Далия пожала плечами. Она не в состоянии была осмыслить его предложение, не в состоянии даже представить себе такое действие, как побег.

Она понимала, о чем он говорит, и один червячок среди целого клубка дождевых червей в ее сознании считал, что это верный совет. Однако ей становилось все труднее и труднее находить этого единственного червячка в куче чужеродных мыслей, потому что иллитид внушал ей другие воспоминания, рисовал ей другие картины, предлагал другие соблазны.

Далия рассмеялась и просто отвернулась от Энтрери.

Некоторое время спустя Береллип Ксорларрин и Йерринине стояли у жертвенного алтаря в камере Предвечного, превращенной в часовню. Они стояли спиной к яме, пристально глядя перед собой – на стену, которая была так густо оплетена паутиной, что не было даже видно камня.