В честь открытия памятнику Петру Первому Николай Второй дал званый обед на триста персон. Столы накрыли прямо на палубе «Штандарта», под туго натянутыми выбеленными брезентовыми тентами. Первым от пристани у городского замка отчалил «Императоръ» с царственной тезкой на борту. В почетный переход допущены были человек тридцать: конечно, среди них был и отвечающий за императора в любых морских перемещениях контр-адмирал Нилов, и командир «Штандарта» контр-адмирал Чадов, и прибывший в Ригу поездом председатель правительства Столыпин, и военный министр генерал Сухомлинов, и лифляндский губернатор Звягинцев, и рижский градоначальник Армитстед. К гостям присоединились офицеры «Штандарта», охрана высоких особ, в том числе удостоенный высокой чести лично отвечать за безопасность катера лейтенант Басов, уже предвкушающий после успешного выполнения задания взлет служебной карьеры. Конечно, он предпочел бы стоять рядом с государем и быть, возможно, им замеченным, но долг требовал его нахождения в рубке рядом со шкипером и рулевым. Остальные гости ожидали на берегу очереди на паровые катера государевой яхты.

«Император» дал короткий и негромкий, чтобы не встревожить высоких гостей, гудок, отошел от причала и взял курс на «Штандарт». Путь предстоял недолгий, и шкипер, как и было предписано, двигался средним ходом. В сотне метров от «Штандарта» он нагнулся к сияющему медному раструбу, ведущему в машинное отделение, и коротко приказал:

– Малый ход!

Выждав две секунды и не дождавшись ответа, шкипер вновь нагнулся к раструбу и заорал:

– Малый, мать твою, малый!

Ответа вновь не последовало, «Император» с прежней скоростью двигался прямо на «Штандарт».

– Право руля! – Оттолкнув рулевого, шкипер сам крутанул штурвал вправо и только после этого с тревогой взглянул на Басова. – В машине что-то не так.

– Вижу, – внезапно пересохшими губами прошептал Басов.

Ванек как самый молодой в команде выживания вычерпывал воду ведром, передавал его Гудзю, тот перекладывал ведро из руки в руку и вручал Серову, который, дожидаясь момента, когда судно выравнивается, открывал дверь, выплескивал воду наружу и вновь плотно задраивал дверь. Постепенно он приноровился к работе, словно занимался ею всю жизнь, и мысли его вернулись к злосчастному репортажу. Конечно, написать о том, как вычерпывали воду, чтобы не потопить историческое судно, на которое жмот Пахомов вопреки инструкциям не выдал спасательных средств, было бы здорово. Фактически, это была бы статья об авось, о привычном и трагическом одновременно русском разгильдяйстве, в результате которого и возникает так часто необходимость в подвиге. Но, конечно, статью такую никто напечатать не позволит. Размышляя об этом, он понимал, что на самом деле просто отгоняет мысли от того, что скажет Зое. Двенадцать лет разницы в возрасте не казались такой уж большой проблемой. И даже выплачиваемые из не слишком увесистого журналистского заработка алименты бывшей жене можно было пережить. Но, предлагая даме руку и сердце, серьезный мужчина должен был хотя бы иметь еще и место для размещения руки, сердца и того, что за этим следует. Время от времени к нему самому в редакцию заявлялись в поисках справедливости молодые пары. Они садились на расшатанные стулья перед его письменным столом и, беспомощно глядя на Серова огромными коровьими глазами, рассказывали, что теперь, когда их влюбленные сердца соединились, успев заодно воспроизвести и свежеиспеченное потомство, жить семейной парой ни в мужском, ни в женском общежитии им не позволяют. И что им теперь, скажите на милость, делать? Слушать их не никто желает, одна надежда осталась – на газету.