|
Казалось, здесь вечно царит густой сумрак. Не пройдя и десяти ступенек, я совершенно перестал различать что бы то ни было и стал осторожно карабкаться вслепую, благо под рукой — перила. Скоро мне послышалось сзади чье-то едва уловимое дыхание; но, зная, как в темноте разыгрывается воображение, я даже не насторожился. И совершенно напрасно. Не успел я добраться до второго этажа, как мне показалось, будто весь дом вдруг обрушился на мою голову. Я вскрикнул и полетел во тьму как в прямом, так и в переносном смысле слова. Послышались восклицания, захлопали двери, потом — приближающиеся шаги… и больше я ничего не помню.
Открыв глаза, я увидел, что лежу на кровати в ярко освещенной солнцем комнате. Рядом, испуганно глядя на меня, стояла самая очаровательная девушка, какую мне когда-либо приходилось встречать. Не будь тут же толстухи, с которой я разговаривал во дворе, наверняка вообразил бы, что вижу сон. Однако присутствие Долорес несомненно указывало, что я еще не переселился в мир иной. Я улыбнулся, и девушка с облегчением вздохнула. — Приходит в себя! Благословение Пречистой! А матрона немедленно оповестила меня, что уже послала за врачом и полицией. Это мне совсем не понравилось. — Полиция-то зачем? — не выдержал я. Женщина так опешила, что на мгновение застыла, широко открыв рот. — Но, Господи Боже мой! — воскликнула она. — Ведь вас же убили! Это заявление было сделано с таким пылом, что я невольно расхохотался и тут же об этом пожалел — каждый звук мучительно отдавался в голове. Я поднес руку ко лбу и почувствовал, что на нем лежит мокрая тряпка. Я поглядел на девушку. — Вы — Мария дель Дульсе Номбре, верно? — Да, дочь вашего друга Пако, дон Хосе… — Вы знаете, кто я? — Когда вы с родителями уехали из Севильи, я была еще совсем маленькой, но прекрасно вас помню. Теперь я тоже припомнил, что в лавчонке Пако вертелась девчушка, получавшая тумаки всякий раз, как тянулась к ведру с дегтем. Какое преображение! Я вдруг явственно увидел, как старый Пако трудится, латая изношенные подметки, рядом с ним егозит дочь, а донья Кончита… кормит грудью младенца. — Кажется, у вас должен быть младший брат или сестра? — Брат… Хуан… Ему только что исполнился двадцать один год, а мне уже двадцать семь… — Замужем? Вопрос прозвучал бестактно, и мне сразу стало стыдно. Но все же у меня камень с души свалился, когда я увидел, что Мария покачала головой. Однако супруга пьяницы-корзинщика не умела долго молчать и с обычной бесцеремонностью расстроила наш дуэт: — Мария, дорогая, а может, ему лучше не очень-то разговаривать? С разбитой головой, сама понимаешь… Девушка перекрестилась. — Пречистая не допустит несчастья… Я вполне разделял надежды девушки и дружески взял ее за руку. — Расскажите хотя бы, что со мной случилось! Радуясь возможности привлечь к себе общее внимание, толстуха немедленно затараторила: — Ух, мне этот тип сразу же не понравился… Только вы пошли на лестницу — а он уже во дворе и, промчавшись мимо меня так, будто у него, простите за выражение, шило в заднице, шмыгнул следом! Если б я знала! Но, ясное дело, как же я могла догадаться? Так вот… Поворачиваюсь я, чтобы идти домой, как вдруг слышу крик и грохот… Я оборачиваюсь и что, как вы думаете, вижу? Опять этот прохиндей, он бежит обратно!.. Ну, я помогла Марии подобрать вас на лестнице и устроить в комнате ее брата. Ох и тяжелый же вы, сеньор! По-моему, мерзавец хотел вас убить, но в темноте не смог точно нанести удар… Я догадывался, что еще помешало убийце. |
