Изменить размер шрифта - +
И всех остальных тоже.

— Мистер Уэст, вам известно, где сейчас находится сэр Генри?

— Наверное, в «Лорде Родни». Или на базаре.

— Я не могу идти на базар в форме. Разве что в крайнем случае.

Гарлик повернул к выходу. Когда он был уже на пороге, Уэст окликнул его:

— Инспектор, так кто такая Вдова?

— Извините, сэр, — Гарлик снова приложил пальцы к козырьку, — мы располагаем определенными сведениями, но обнародовать их рано. — И он зашагал по грязи прочь. За ним шли два констебля, тоже в форме.

Некоторое время Уэст невидящим взглядом смотрел на лежащую перед ним страницу. Потом наручные часы напомнили ему о том, что уже без десяти шесть.

В то же самое время все, кто входил в Пороховой склад — который располагался довольно далеко от дома Уэста, — согласились бы с миссис Рок, что то был самый веселый и радостный из всех церковных базаров на свете. О несомненном успехе свидетельствовал веселый гомон голосов, который заглушали звуки пианино, стоявшего поодаль от киосков и лотков с товаром, и хриплый голос, распевавший по-немецки вагнеровскую «Die Wacht am Rhein».

Посетителей, входивших с торца, встречали улыбающийся преподобный Джеймс, которому очень шло черное пасторское облачение, и Марион Тайлер, на которой вместо маскарадного костюма было надето скромное, но нарядное платье.

Они стояли в довольно просторном помещении, оформленном в виде сельской беседки; стены и крышу беседки дамы увили похожими на живые искусственными цветами. Здесь было сухо, потому что в углы зала дождь не проник. В беседке были расставлены столики, на которых сервировали чай и прохладительные напитки. Марион часто отлучалась, чтобы помочь обслужить гостей мисс Робинсон, одетой средневековым пажом — хотя пажи вряд ли носили юбки. Затем она спешила назад, к преподобному Джеймсу, и гордо кивала в сторону центрального прохода.

— Ты должна по крайней мере признать, — сказал он, — что я вполне сносно отремонтировал крышу!

Искренний друг вынужден был бы ответить: «Нет». Поскольку мысли преподобного Джеймса были заняты Марион, он прибил почти все кровельное железо не туда, куда следует. Однажды он провалился в дыру и упал бы, если бы его не вытащил семидесятипятилетний церковный сторож, сидевший на коньке.

Однако в зале было на что посмотреть.

С горизонтальных балок, идущих под самой крышей, свисали цепи, на которые подвесили отполированные до блеска масляные лампы. Их свет освещал киоски с товарами, установленные вдоль стен: шесть слева и шесть справа. Киоски отделялись друг от друга вкопанными в землю шестами и ширмами с изображением вьющегося винограда. На землю вдоль всех киосков уложили в ряд по две широкие двадцатидюймовые доски, чтобы посетители не ходили по центральному проходу. В центре же зала…

В центре зала колыхалась огромная лужа жирной черной грязи — добрых пятнадцати футов шириной, сделавшая бы честь и тропическим джунглям. Никто не надеялся на то, что она когда-нибудь высохнет. Поскольку дожди шли постоянно, то мелкие, то сильные, да еще добавился вчерашний ливень, лужа никогда не высыхала.

На гостей, которые, толкаясь, ступали по доскам, лужа производила неизгладимое впечатление.

— Все-таки у нашего викария не все мозги из головы вышибло. Один неверный шаг — и плюх!

— Точно, наш викарий — малый что надо.

— Хочешь, подтолкну, Герт?

— Не нахальничай, Фрэнк Биллингс!

Викарий и Марион из беседки обозревали матово-сизую грязь.

— Интересно, — пробормотал преподобный Джеймс, — чем торгуют в киоске номер шесть, третьем справа? Никогда не видел такой толпы в одном месте — причем, как ни странно, собрались только мужчины.

Быстрый переход