— Конечно! — загремел Г.М., как будто сама мысль о том, что кто-то может спать, была для него чудовищна. — Да и зачем тебе спать? Ну-ка, глянь сюда, на книжную полку. Помереть можно со скуки! Хотя… погоди-ка! Должно быть, это попало сюда по ошибке. Называется «Монастырь и очаг».

— Я… видела ее. Но название кажется таким скучным!

— Я тоже так думал, пока не прочел первую главу. Разве тебе не нравятся битвы на мечах, охота с борзыми, грабители на заброшенных постоялых дворах?

— Именно это я больше всего люблю!

— Тогда бери книжку, куколка, и спокойной ночи. Главного героя зовут Дени; он кричит всем: «Мужайтесь! Le diable est mort!» Ты, конечно, знаешь, что это значит?

— Конечно! — рассмеялась Пэм. — «Дьявол мертв!»

— По крайней мере, для тебя, куколка, — сказал Г.М. — Завтра я вернусь и принесу тебе ролики и те книги, какие сумею достать.

По ступенькам, устланным ковром, загрохотали тяжелые шаги.

— Доктор Мерривейл, — тихонько позвала Пэм.

— Что, куколка?

Тоска ушла из голоса девочки.

— По-моему, вы… вы такой…

— Какой?

— По-моему, вы как рыцарь в доспехах, — сказала Пэм и расплакалась.

Это потрясающее заявление, которое никогда не пришло бы в голову ни жене Г.М., ни даже его матери, когда он был мальчиком, заставило его на минуту приостановиться. Если бы слова Пэм стали известны в каком-нибудь клубе, членом которого являлся Г.М., он бы не осмелился показаться там в течение последующих двух лет. И все же старый грешник до того растрогался, что ответил поистине удивительным образом.

— Жаль, куколка моя, что сам я так не считаю, — прошептал он.

Г.М. медленно спустился вниз. Стелла Лейси, в глазах которой стояли слезы, теперь уже слезы надежды, протянула к нему руки.

— Погодите, мадам! — зарычал Г.М., раздосадованный и встревоженный. — С вашей дочкой ничего страшного. Она не писала никаких анонимных писем. То же самое сказал бы вам любой деревенский врач.

— Сэр Генри, я… я…

— Я понимаю, что вы не перестанете беспокоиться до тех пор, пока я не предъявлю вам очевидных и осязаемых доказательств. Достаточно разумно. Но для начала позвольте мне немного потолковать с вашим Парацельсом.

Невозможно описать чувства доктора Шмидта, стоявшего на коврике у камина. Лицо его побагровело, словно у него подскочило давление, и он дрожал, словно у него случился приступ малярии.

Г.М. широким шагом направился к нему. К доктору вернулся дар речи.

— За вся моя жизнь, — заявил он, — я не слышать столько нарушений медицинской этики! Вы есть насфаль меня… — Доктор Шмидт замолчал. От обиды он не мог вспомнить ни одной оскорбительной клички. Он мог лишь дрожать от негодования. — О ваш поступок узнать весь медицинский мир!

Прищурившись, Г.М. заговорил тем же низким, ворчливым тоном, какой доктор Шмидт и Стелла Лейси слышали раньше.

— Знаете, — проговорил он, — я в этом сомневаюсь.

— Вы оскорбиль моя профессия!

— О нет! Только вас, потому что вы для нее непригодны… Сядьте!

— Я есть… слишком оскорблен!

— Вы завалили задание… — Г.М. сделал многозначительную паузу, — так же, как и другое. Кстати, я ведь велел вам сесть!

Доктор Шмидт бросил на Г.М. быстрый, настороженный взгляд и сел в причудливо изогнутое кресло.