Президент сделал движение рукой, и молодой человек в белой рубашке вкатил красиво сервированный столик — чашки с государственным гербом, аккуратная горка печенья. Шувалов охотно выпил чая с молоком. Он ушел из дома не позавтракав — в этот день кусок в горло не лез. Президент до своей чашки не дотронулся; заговорил тихо и медленно:

— Все, что я тебе сейчас сообщу, как ты понимаешь, высшая государственная тайна. Но я даже не буду просить тебя хранить ее, потому что верю тебе. — Президент замолчал. То ли обдумывал, как вести разговор дальше, то ли вспомнил что-то особо неприятное. Глаза у него потемнели. — Провал, какого еще не было. Кто-то выдал информацию о приезде министра обороны в Дамаск. Говорю «выдал», потому что есть основания считать, что исламистов на него навели. Такого еще в истории нашей страны не случалось.

Президент опять замолчал.

— Ты, наверное, удивился, почему я этим сам занимаюсь. — Он опять крутанул головой. Возможно, хотел выругаться, но это было не в его стиле. — Ты не можешь представить себе, что я испытываю.

Президент заглянул в бумаги, лежавшие у него на столе.

— Вот что уже известно. Сирийские саперы из-под обломков взорванного в Дамаске здания извлекли, помимо наших людей, искалеченный труп человека с европейскими чертами лица. Уже установили, кто он. Немец. Террорист. Присоединился к халифату. Имя — Гюнтер Валле.

— Я его знаю, — сказал Шувалов.

Президент усмехнулся.

— Мне уже доложили. Но это еще не все. За день до этого в Бейруте погибает наш важнейший агент. — Он вытащил из внутреннего кармана пиджака картонную карточку и сверился с ней. — Ее имя тебе тоже известно: Кристина фон Хассель.

Шувалов вздрогнул. Это было имя из прошлого. Он входил в число трех офицеров, которые приняли окончательное решение о ее вербовке.

— Так вот, она предупреждала о возможности теракта против наших людей в Сирии. А за несколько дней до ее гибели в Дамаске внезапно умирает офицер, который ее вел, — полковник Федоровский.

Игоря он тоже хорошо знал.

— Его срочно командировали в Сирию как раз для того, чтобы предупредить теракты, — продолжал президент. — А он умер в первую же ночь в Дамаске. — Президент развел руками.

— Как ты понимаешь, с тех пор, как я работаю в Кремле, деталями разведывательных операций мне заниматься некогда. И незачем. Но тут явно происходит нечто чрезвычайное. Вопрос в том, что именно. Или немцы вместе с кем-то провели эту операцию против нас? И концы в воду… Или у нас в Ясенево предательство. Наши люди сотрудничают с халифатом? И думать о таком не хочется. Но… — Вот теперь он посмотрел Шувалову прямо в глаза. — Поэтому я тебя позвал.

Уже не собирается ли он отправить Шувалова с секретной миссией в Дамаск? Это была бы странная идея.

— Ребята из ФСБ, ясное дело, бьют копытами. У них в контрразведке уже есть список подозреваемых. Лебедев утром был у меня. Знаешь его?

Шувалов кивнул.

— Но я не верю, что они найдут предателя, — продолжал президент. — Предал кто-то из своих. Кто где-то здесь, рядом. Какой-то мерзавец, которого я знаю, который, вполне возможно, заходит в мой кабинет, стоит у меня за спиной…

Он замолчал.

Откуда-то бесшумно появился человек в безукоризненно отутюженном костюме, прошептал президенту на ухо что-то неслышное и выскользнул из комнаты. Президент его словно не заметил.

— Я хочу, чтобы его нашли! — Это была, пожалуй, первая фраза, произнесенная с металлом в голосе.