Люблю потому, что ты себя считаешь таким крутым, таким умным, таким сильным. А на самом деле ты еще совсем мальчик.
Он уставился на балдахин роскошной кровати, покоившейся на четырех массивных ножках, и спросил:
– Ты действительно считаешь меня мальчиком?
Она переложила голову ему на плечо и повернула ее так, что губы ее оказались рядом с его ухом.
– Да. Тебе кажется, что детство обошло тебя стороной. Все так думают. Моя сестра и Макси говорят, что рассуждаешь ты, как сорокалетний мужчина… Но на самом деле это совсем не так.
– Не так?
– Нет. Тебе девятнадцать лет, но мне ты кажешься еще моложе. Я не имею в виду ни твой разум, ни твое тело. Просто, когда я сжимаю тебя в объятиях, я чувствую твою душу. Душу мальчика.
Она обвила его за шею обеими руками и привлекла к себе. Люсетта ждала ответа, но Майкл молчал. Тогда девушка подняла голову и в слабом свете, пробивавшемся с улицы, посмотрела ему в лицо, заглянула в глаза. Они были бесконечно печальны.
– Ты, наверное, единственный человек, – прошептал он, – который смотрит на меня как на ребенка. Иногда я чувствую себя так, будто прожил тысячу лет. – В его улыбке перемешались горечь и юмор. Он поцеловал ее и сказал: – А ты, точно, умна не по годам. Я – мальчик, но мне позарез надо стать мужчиной. Я хочу быть сам по себе.
В глазах Люсетты промелькнула озабоченность. Она спросила:
– Именно поэтому ты решил один выяснить отношения с Ламонтом?
Он медленно кивнул.
– Даже более того. Я говорил тебе о «Синей сети»… Пока Кризи будет поправляться, я сам ею займусь. По крайней мере, начну ею заниматься и посмотрю, что там можно будет придумать.
Ей хотелось сказать Майклу, чтобы он был очень осторожен и осмотрителен, но хватило ума лишь поцеловать его и промолчать. Ее рука скользнула вниз по его телу и нашла шрам, которого раньше не было.
– Что с тобой случилось? – спросила она.
– Так, ерунда, бандитская пуля.
– Ты этого бандита убил?
– Не помню.
Она улыбнулась и произнесла:
– Макси о своем прошлом тоже всегда так говорит. – Она склонилась к тому месту, где был шрам, и поцеловала его. Потом поцеловала Майкла в губы. – Завтра ты действительно собираешься стать голубым? – спросила она.
– Да, но ненадолго.
Она взглянула на него сверху вниз, ее светлые волосы покрыли его лицо.
– А потом, – прошептала она, – возвращайся опять ко мне. Я тебя приведу в норму.
Он заказал мятный ликер со льдом и стал разглядывать помещение. Здесь было человек шестьдесят в возрасте от семнадцати до пятидесяти лет, причем женщины он не увидел ни одной. У бармена огненные волосы спадали на плечи.
Ламонт сидел за угловым столиком с двумя телохранителями. Майкл его сразу узнал по описанию Макси. Ему было сильно за сорок, он был загорел, не лишен мужского обаяния, одет в деловой костюм спокойных тонов. Майкл поймал его взгляд, потом отвернулся к бармену и завел с ним речь о погоде. Когда он заказал мятный ликер в третий раз и хотел заплатить, бармен подал ему напиток, но деньги не взял. Он подмигнул Майклу и сказал:
– Это тебе за счет хозяина. – Он сделал жест в сторону столика, за которым сидел Ламонт.
Через пять минут Ламонт влез на табурет рядом с Майклом, обезоруживающе улыбнулся и произнес:
– Что-то раньше я тебя здесь не видел.
Майкл попытался отшутиться:
– Значит, сегодня, должно быть, Рождество.
Уехали они примерно час спустя. Машина Ламонта – «Мерседес-600» – была оборудована мини-баром, телефоном и небольшим телевизором. |