Уехали они примерно час спустя. Машина Ламонта – «Мерседес-600» – была оборудована мини-баром, телефоном и небольшим телевизором. Они с Майклом сидели на заднем сиденье. Один из телохранителей выполнял функции водителя, второй молчаливо сидел справа от него. Ламонт открыл дверцу мини-бара, вынул бутылку «Вдовы Клико», хлопнул пробкой и налил шампанское в два бокала. Они чокнулись. Свободная рука Ламонта легла к Майклу на колени.

– Подожди, не спеши, – сказал Майкл с усмешкой, – если он встанет, то долго не опустится.

Ламонт усмехнулся, нагнулся к Майклу и поцеловал его в губы, активно работая языком. Майкл сыграл свою роль.

В доме было еще два охранника. Один стоял у ворот, другой, впустивший их в дом, дежурил сразу за входной дверью. Не тратя времени даром, они сразу же поднялись по лестнице в спальню с бокалами недопитого шампанского в руках, а Ламонт нес еще то, что оставалось в бутылке.

Как только они вошли в роскошную спальню с огромной кроватью под шелковым балдахином, Майкл сказал:

– Деньги вперед.

Ламонт вынул бумажник и отсчитал пятьсот франков. Майкл засунул деньги в задний карман джинсов. Ламонт тут же скинул с себя одежду и направился к Майклу, чтобы получить то, что он только что оплатил. Он протянул руку, чтобы притянуть голову Майкла ближе к себе. Молодой человек поцеловал его, потом сжатыми пальцами правой руки нанес Ламонту резкий, сильный удар точно под ребра. Когда Ламонт падал на толстый ковер, правое колено Майкла страшно разбило ему лицо, сломав нос и выбив четыре передних зуба.

Очнулся Ламонт через пять минут. Он лежал голый на огромной постели, испытывая нестерпимую боль. Большие пальцы его рук были связаны. Он взглянул Майклу в глаза. Глаза были темные и очень холодные. Они не выражали никаких чувств, будто рассматривали какой-то скучный предмет. Раздавшийся голос звучал совершенно буднично, словно молодой человек беседовал о погоде со своим дядей. В голосе его не было даже намека на угрозу, но в сложившихся обстоятельствах именно это и было самым зловещим.

– Ты веришь в Бога?

Ламонт потерял дар речи. Разбитое лицо нестерпимо болело, тело сковал страх.

– Если веришь, – продолжал голос, – настало время молиться твоему Богу. Настало время покаяться. Настало время задуматься над твоей жизнью.

Ламонт набрал полные легкие воздуха и хотел закричать, чтобы позвать на помощь. Он не смог издать ни звука – кулак Майкла вновь обрушился ему на лицо, выбив еще три зуба. Очухавшись во второй раз, испытывая приступ тошнотворной боли, он снова взглянул в холодные, темные глаза Майкла, снова услышал спокойный, неторопливый голос.

– Забудь, Ламонт, о своих телохранителях. Они еще до двери дойти не успеют, как ты сдохнешь. Думаешь, ты крутой, но ты представления не имеешь о том мире, в котором живут такие люди. Я тебя в твоем собственном доме достал, как ребенка в колыбели. Жить я тебя пока оставлю, но только если ты зарубишь себе на носу одно имя. Имя женщины, которую зовут Блонди. Ты ей угрожал. Хоть я, наверное, тебя немного напугал, будь уверен, что тебе здорово повезло. У Блонди еще один приятель есть, если что случится, он тебя в ад пошлет в ледяном гробике, который никогда не растает. А я тебя пожалею. Когда тебя из больницы выпишут, ты пойдешь на улицу Аржан и извинишься перед Блонди. Если этого не произойдет, я вернусь, и тогда уже жалеть тебя не стану.

Он наклонился и левой рукой зажал бельгийцу рот. Ребром ладони правой руки он ударил Ламонта по левому плечу и сломал ему кость предплечья.

Мужчина сказал спокойным, немного сдавленным голосом:

– Я бы хотел поговорить с мадам Блонди.

– Подождите здесь.

Моросил мелкий дождик. Мужчина остался стоять там, где ему было сказано, его пиджак и волосы постепенно пропитывались влагой.