– Его прикроет Рене, – сказал Макси. – Мы с Фрэнком займемся охранниками, которые патрулируют территорию. С теми, кто стоит на посту, все будет гораздо проще. Когда начнется заваруха, они еще минимум десять секунд будут оставаться на местах. Мы успеем к ним вернуться.

Учитывая сложившуюся ситуацию, Кризи решил перегруппировать своих людей. Он вытянулся чуть вперед и сказал Сове:

– Ты пойдешь с Макси. – Потом обернулся к Макси. – Поставь его туда, где он сможет снять двух охранников на одном из постов. Тогда вы с Фрэнком будете почти на равных с остальными. Часовню брать будем мы вдвоем с Гвидо.

– Значит, – сказал Гвидо, – никого не останется, чтобы их прикрывать?

Прежде чем Кризи успел ответить, в разговор вмешался Макси.

– В этом нет никакой необходимости, – сказал он. – Я имею полную информацию обо всех охранниках. Сзади в нас никто стрелять не сможет, если только мы не промажем в кого-нибудь из них, а это маловероятно.

Гвидо кивнул и снова посмотрел на часовню. Обернувшись к Кризи, он прошептал:

– А она красивая… Ну ладно. Все ясно: ждем сигнала от Майкла.

– Да, – сказал Кризи. – Думаю, до него осталось не больше двадцати минут.

Макси скользнул в сторону, коснувшись плеча Совы, и шепнул ему:

– Держись ко мне как можно ближе. Мне бы совсем не хотелось, чтоб ты потерялся.

Сначала Майкл думал, что видит труп, но потом заметил, что начавшая набухать грудь девочки движется вверх и вниз в такт дыханию. У ее головы стоял жертвенный нож с золотым лезвием, воткнутый в пробковую подставку. За ее головой полукругом мерцали высокие черные свечи. В дальнем конце алтаря стоял епископ Капрезе. Красную мантию он сменил на черную сутану. Над куцей бородкой резко выделялась тонкая линия плотно сжатых губ. Над ним на невидимом канате свешивался с потолка опрокинутый черный крест. По обе стороны алтаря стояли облаченные в черные сутаны мужчина и женщина, которых Майкл на вилле не заметил. Он решил, что это были люди, выдававшие себя за приемных родителей девочки. На самом алтаре стоял коленопреклоненный неофит.

Окинув взглядом часовню, Майкл оценил организаторские способности устроителей «черной мессы». Они очень умело создавали настроение, соответствующее ритуалу. Из установленных высоко на стенах громкоговорителей доносились приглушенные звуки монотонного григорианского псалма – одухотворенного, ритмичного и завораживающего. В воздухе стоял запах ладана, доносившийся из скрытых от глаз курильниц. Никакой режиссер-постановщик не мог бы создать более соответствующую моменту обстановку.

Поджатые губы епископа пришли в движение. Высоким баритоном он стал творить переиначенную молитву. Все собрание в унисон ему подпевало.

Майкл снова обернулся и посмотрел назад. В западном пределе часовни стоял длинный стол, покрытый черной скатертью и уставленный яствами и напитками. Спелые фрукты соседствовали там с черной икрой, лежавшей на серебряных блюдечках в специальных чашах со льдом; рядом на блюдах были разложены деликатесы из ветчины, телятины, баранины и дичи. Тут же стояли графины с красным вином. Ни ножей, ни вилок, ни тарелок на столе не было. Майкл знал, что после жертвоприношения все собравшиеся, доведенные до состояния экстаза, скинут с себя черные балахоны, останутся совершенно голыми и начнут кровавую трапезу, пользуясь лишь руками. Тела их покроются кровью и соками пищи, а потом они сольются в неистовой вакханалии.

По левую сторону от алтаря стояли трое мужчин.