Обязанности импресарио я взял на себя. Я только что вышел в отставку, имел уйму свободного времени. Я был заинтересован в успехах Джонни, ведь он, ко всему прочему, еще и мой сын. Кроме того, признаюсь откровенно, я понял, что перед ним действительно блестящее будущее.

Воспользовавшись возникшей паузой, я спросил:

– Какая фамилия настоящая? Зейгеро или Левин?

– Зейгеро, – ответил бывший фабрикант.

– А почему вы назвались Левином?

– Видите ли, некоторые национальные и штатные комиссии запрещают близким родственникам спортсменов выступать в качестве их импресарио или секундантов. Особенно в качестве секундантов. Потому‑то я и взял себе псевдоним. Практика распространенная. Официальные органы смотрят сквозь пальцы на этот безобидный обман.

– Не такой уж он безобидный, – мрачно заметил я. – Вы так отвратительно сыграли свою роль, что я начал подозревать вашего сына. В результате Корад‑зини и Смоллвуд обвели нас вокруг пальца. Открой вы свои карты раньше, я бы понял, даже при отсутствии прямых улик, что преступники они. Но, чувствуя, что Солли Левин совсем не тот, за кого он выдает себя, я никак не мог исключить вас из числа подозреваемых.

– Очевидно, я взял не тот образец для подражания, какой бы следовало, грустно усмехнулся Солли. – Джонни все время твердил мне об этом. Искренне сожалею, что мы доставили вам столько хлопот, доктор Мейсон. Честное слово, я даже не задумывался над тем, как вы нас воспринимаете. И уж, конечно, не сознавал, какую опасность может таить в себе мое, так сказать, скоморошество.

– Незачем вам извиняться, – с горечью отозвался я. – Ставлю сто против одного, .что я все равно попал бы впросак.

В начале шестого вечера Корадзини остановил трактор. Но двигатель выключать не стал. Спрыгнув на снег, он подошел к задней части кузова, повернув при этом фару‑искатель. Чтобы заглушить рев мотора и вой пурги, ему пришлось кричать.

– Мы на полпути, шеф. Прошли тридцать две мили, судя по счетчику.

– Спасибо. – Лица Смоллвуда было не разглядеть. При свете фары видно было лишь зловещее дуло пистолета. – Приехали, доктор Мейсон. Попрошу вас и ваших друзей слезть с саней.

Ничего другого нам не оставалось. С трудом шевеля затекшими ногами, я слез и сделал пару шагов по направлению к главарю. Увидев, что пистолет направлен мне в грудь, остановился.

– Через несколько часов вы окажетесь среди своих друзей, – проговорил я. – Могли бы оставить нам немного продовольствия, камелек и тент. Неужели это так уж много?

– Много.

– Ничего не дадите? Совсем ничего?

– Напрасно теряете время, доктор Мейсон. Не ожидал, что вы станете клянчить.

– Тогда хоть нарты оставьте. Нам даже собаки не нужны. Ни Малер, ни мисс Легард не в состоянии идти пешком.

– Зря теряете время. – И, не обращая больше на меня внимания, Смоллвуд крикнул тем, кто находился в санях:

– Слезайте, кому говорят! Вы слышали меня, Левин? А ну, живо!

– У меня что‑то с ногами. – При ярком свете фары мы увидели гримасу боли на его лице. Надо же, и столько времени молчал. – Наверно, обморожены.

А может, затекли...

– Вниз, живо! – резким голосом скомандовал Смоллвуд.

– Сию минуту. – Перекинув ногу через край саней, Левин оскалил зубы от боли. – Похоже, не смогу...

– Может, пулю влепить? Сразу зашевелишься, – бесстрастно выговорил мнимый проповедник.