– Куда подевались облака? – Фрейзер протер запотевшее от дыхания стекло. С минуту помолчал и опять заныл: – Никаких бомб. Никакой стрельбы. Нет нищеты и несправедливости. В камере нет параши...
– Заткнись! – сказан Дункан. – Чего ты ерничаешь? Это... непорядочно к мистеру Манди.
Фрейзер откровенно заржал.
– Непорядочно к мистеру Манди! – передразнил он. – А что такого, если посмеяться над старичком? – Вопрос прозвучал риторически, но затем Фрейзер, будто осененный мыслью, прямо спросил: – И все-таки, что за дела у тебя с мистером Манди?
Дункан промолчал. Не дождавшись ответа, Фрейзер не унимался:
– Ты же понимаешь, о чем я. Думаешь, я не заметил? С какой радости он дает тебе сигареты, побрасывает сахарку и все такое?
– Мистер Манди добрый, – сказал Дункан. – Здесь он единственный такой надзиратель, спроси кого хочешь.
– Я спрашиваю тебя, – не отставал Фрейзер. – Мне он почему-то не дает курева и сахару.
– Наверное, не сочувствует.
– А тебе, значит, сочувствует? Так, что ли?
Приподняв голову, Дункан теребил обтрепавшийся край одеяла.
– Видимо, так, – сказан он. – Почему-то я вызываю сочувствие. Такое вот у меня свойство. Так и раньше было. В смысле, еще до всего этого.
– Что ли, харя твоя располагает?
– Возможно.
– Пушистые ресницы и все такое.
Дункан выпустил одеяло и набычился.
– Я не виноват, что у меня такие ресницы.
Фрейзер засмеялся, тон его вновь стал иным.
– Разумеется, не виноват, Пирс. – Он спрыгнул со стола, вплотную к стене придвинул стул и сел, разбросав ноги и откинув голову. – Знавал я одну девушку, – начал он, – у которой ресницы были, как у тебя...
– Наверное, ты многих девушек знавал?
– Я не трепло.
– Ну и не надо.
– Эй, сам же завел этот разговор! Я-то спрашивал про тебя и мистера Манди... Просто интересно, неужели он делает такие поблажки только за красивые глаза?
Дункан сел. Он вспомнил руку мистера Манди на своем колене и покраснел.
– Я ничем с ним не расплачиваюсь, если ты это имеешь в виду! – с жаром сказал Дункан.
– Пожалуй, именно это я имел в виду.
– Вот так происходит у тебя с девицами?
– Полегче! Ладно, просто я...
– Что – просто?
Фрейзер замялся.
– Ничего. Только любопытно, как оно слаживается.
– Что слаживается?
– Ну, у таких, как ты.
– Как я? – спросил Дункан. – Что ты хочешь сказать?
Фрейзер заерзал и отвернулся:
– Ты все прекрасно понимаешь.
– Не понимаю.
– Ну хотя бы знаешь, что о тебе здесь говорят.
Дункан чувствовал, что краснеет еще сильнее.
– Такое говорят здесь о любом мало-мальски... культурном человеке, который любит книги, музыку. Иными словами, если ты не скот. Хотя именно сами скоты погрязли в этом как никто другой...
– Я знаю, – тихо сказал Фрейзер. – Но не только это.
– А что еще?
– Ничего... Я слыхал, почему ты здесь оказался.
– Что ты слыхал?
– Тебя посадили, потому что... Ладно, проехали, это не мое дело.
– Нет! Говори, что ты слышал.
Фрейзер пригладил ежик волос и наконец врезал без обиняков:
– Тебя посадили, потому что ты пытался покончить с собой, когда умер твой дружок.
Дункан онемел и замер.
– Извини, – сказан Фрейзер, – Говорю же, это не мое собачье дело. Мне пофиг, за что ты здесь и с кем ты якшался. Если хочешь знать мое мнение, у нас сволочные законы о самоубийстве.
– Кто тебе сказал? – сипло спросил Дункан. |