. Да, вас, мадемуазель Берта… передайте все это в кассу… семнадцать и три — двадцать, и четыре, и девять, тридцать… отмечаю ваш процент, тридцать три франка… живо, живо, поторапливайтесь!
И так с утра и до вечера. Да, г-н Лермит не зря получал деньги, он трудился в поте лица, стараясь, чтобы его отдел был лучшим в магазине и давал бы наибольшую прибыль.
И вот он опять за работой:
— Хозяйственный отдел? Шестой этаж, сударыня, в глубине слева… эскалатор здесь, за выставкой юбок… ах, вы предпочитаете лифт? Сюда, сударыня, в конце отдела… Да, к вашим услугам.
Потом г-н Лермит повернулся к одной из своих старших продавщиц:
— Видели? — спросил он.
— Нет, что такое?
— Хозяин…
— Господин Шаплар?
— Да, господин Шаплар.
— А что вас удивляет? За два года, что вы здесь работаете, господин Лермит, пора бы привыкнуть, что хозяин каждый вечер приходит в магазин…
— Прекрасно знаю… но вчера на совещании он как раз предупредил нас, что вечером не придет, так как едет за город.
— Значит, передумал…
— Очевидно!
— А может быть, вы ошиблись?
— Что вы, я его сразу узнал.
Г-н Лермит не ошибся. Затерявшись среди людей, не подозревавших, что толкутся плечом к плечу с мультимиллионером, чуть ли не миллиардером, г-н Шаплар, владелец «Пари-Галери», он же директор фирмы, шел через главный зал, направляясь к собственному лифту, чтобы подняться к себе в кабинет.
А кабинет г-на Шаплара был чудом, гениальной находкой, последним изобретением этого умелого коммерсанта.
С целью поразить своих покупателей, наглядно доказать им, какого успеха и богатства достигла его фирма, г-н Шаплар пришел к удачному решению — поместить свой личный кабинет в самом центре универсального магазина.
И вот как раз посередине галереи второго этажа, опоясывающей главный зал, возникло просторное помещение с широкой многостворчатой дверью, выходящей на эту галерею.
В отсутствие г-на Шаплара дверь его директорского кабинета, богато обставленного, заполненного произведениями искусства и дорогой мебелью, оставалась открытой и посетители магазина имели возможность им любоваться и свободно рассматривать эту нарядную рабочую комнату. Когда же г-н Шаплар был на месте, достаточно было запереть дверь и протянуть два шнура перед выходом на галерею, чтобы оградить его от любопытных взглядов; таким образом г-н Шаплар мог спокойно предаваться своим многочисленным и важным делам.
Разумеется, рабочий кабинет сообщался также, с одной стороны, с рядом контор, где трудились служащие секретариата, а с другой — с двумя небольшими приемными, куда специально приставленный к этой должности слуга впускал посетителей с рекомендательными письмами или близких друзей, забегавших мимоходом, чтобы пожать руку хозяину фирмы.
Г-н Шаплар вышел из лифта, который, чуть дрогнув, остановился на уровне его кабинета, перед дверцей, прорезанной в металлической узорчатой решетке, и торопливо прошел по галерее, отвечая едва заметной улыбкой на почтительные поклоны двух швейцаров, подбежавших, чтобы запереть главную дверь.
Г-н Шаплар был человеком лет шестидесяти, небольшого роста, коренастым и полным, даже несколько обрюзгшим с годами, но лицо его казалось совсем юным благодаря светлой, чистой коже, холеным седым бакенбардам, стриженным «котлетками», и голубым глазам, живым, лукавым и способным уследить за всем сразу.
— Почту, Даниэль… сейчас же передайте мне почту и позовите заведующего секретариатом.
Слуга, которому г-н Шаплар отдал это распоряжение, почтительно поклонился. Давным-давно работая на своего хозяина, он хорошо усвоил, какую степень фамильярности мог себе позволить, не вызвав недовольства, и поэтому спросил, перед тем, как выйти из кабинета:
— Стало быть, сударь, вы не уехали, как собирались?
— Нет, нет, слишком много дел. |