Слуга, которому г-н Шаплар отдал это распоряжение, почтительно поклонился. Давным-давно работая на своего хозяина, он хорошо усвоил, какую степень фамильярности мог себе позволить, не вызвав недовольства, и поэтому спросил, перед тем, как выйти из кабинета:
— Стало быть, сударь, вы не уехали, как собирались?
— Нет, нет, слишком много дел. Ну, ступайте же, быстрее…
На этот раз слуга ушел.
Г-н Шаплар трижды обошел кабинет, ожидая своих служащих. Но когда он, то ли машинально, то ли раздраженный слишком ярким светом, погасил половину лампы, зажженных слугой, а на столе оставил только маленькую лампочку с низко расположенным рефлектором, выражение лица его стало совсем иным, чем было во время прохода в магазин.
Многочисленные заведующие отделами, узнавшие директора и раскланившиеся с ним, когда он шел по нижнему этажу, могли бы поклясться, что хозяин находится в отличном настроении, весел и доволен жизнью — они это ясно видели по его неизменной улыбке, по счастливому лицу человека, разбогатевшего легко и быстро.
Между тем, сейчас, на этом лице прежняя улыбка сменилась выражением тревоги, более того — сильного волнения.
И г-н Шаплар говорил сам с собой: «Неужели она? Или я ошибся? Ах, что за игру я затеял! Черт побери, скорей бы вечер! Лишь бы… внимание!»
Будто отдав приказ своему лицу, сменив его выражение и укоротив нервы силой воли, г-н Шаплар опять выглядел самим собой — благодушным и жизнерадостным.
— Это вы, Соломон?
— Я, сударь, вы меня звали?
В комнату вошел молодой человек высокого роста, худощавый, тщательно выбритый, похожий на лицейского учителя, сбежавшего с занятий. Это был начальник коммерческого секретариата г-на Шаплара. Казалось, он был чем-то удивлен.
— Да, конечно, дорогой мой Соломон, я вас вызвал, чтобы спросить, какие новости.
— Никаких, сударь.
— А почта?
— Ничего особенного.
— Все-таки, покажите… Хорошо?
Лицо молодого человека выразило легкое замешательство.
— Извините, сударь, — сказал он. — Но вчера вечером мне показалось, что вас нынче не будет, и я, как доверенное лицо, расписался в получении почты и сейчас она уже разослана по адресам, — я ведь не рассчитывал на ваш приход.
Соломон говорил с растущей неуверенностью, пытаясь оправдать свое поведение, совершенно, впрочем, правильное. Г-н Шаплар стоял спиной к нему и рассматривал в маленьком зеркальце свои бакенбарды.
Доволен он был или рассержен? Г-н Соломон постепенно успокаивался. Хозяин наконец ответил:
— Вы хорошо поступили, друг мой, я ведь действительно собирался уехать в Фонтенбло, но по различным причинам задержался… Ну ладно, раз мне сегодня не удастся поработать с вами, сообщите начальнику юридического отдела, что мне надо его повидать.
Несколько минут спустя г-н Шаплар вместе с начальником юридического отдела фирмы уже дотошно изучал спорный вопрос об ожидаемом крупном денежном поступлении.
— Господин Лермит!
— Что, мадемуазель Раймонда?
Широко, приветливо улыбаясь, заведующий отделом обуви обернулся к самой красивой из своих продавщиц, которая окликнула его, едва только часы пробили шесть.
— Что вам от меня нужно, милочка?
— Не могла бы я сейчас уйти, сударь? То есть на час раньше?
— Что, устала?
— Да, сударь.
Г-н Лермит не стал возражать.
— Идите, идите, — ответил он.
Г-н Лермит был, в известной степени, психологом. Не успела мадемуазель Раймонда убежать, как он улыбнулся, кашлянул, пожал плечами. |