В его глазах стояло страдание. – Они все в опасности, а один обречен на гибель.
– Кто именно? Ник, скажи!
Может быть, Нику и в самом деле открылась какая‑то тайна тогда Билл сможет узнать от него что‑то определенное, прежде чем тот снова впадет в забытье. Среди этих четверых из Лонг‑Айленда одна – хорошая стерва, Сильвия, но Билл не желал вреда никому из них, а тем более мальчику.
– Кто должен умереть, Ник? Кому угрожает опасность? Джеффи, этому малышу?
Но Ник снова впал в прострацию, глаза стали пустыми.
– Черт возьми, Ник, – сказал Билл с мягким укором и легонько похлопал его по ссутулившимся плечам. – Неужели не мог продержаться хотя бы еще несколько минут?
Его слова остались без ответа. Зато из комнаты донесся голос, и Билл поспешил туда узнать, в чем дело.
– Чем мы здесь занимаемся? – Это говорил Хэнк.
Говорил стоя, бросая взгляды на Кэрол, сидящую на диване.
Вид у него был испуганный. Он посмотрел на Глэкена, на Джека, который занял место Сильвии Нэш, потом на Билла.
– Что вы хотите от Кэрол и от меня?
– Я привела тебя сюда, чтобы ты узнал правду, – сказала Кэрол. – Правду обо мне.
– Какую правду? Ты говорила о каком‑то сыне. Никогда не слышал, что у тебя есть сын.
– Да, это правда, – сказала Кэрол и отвернулась. – И есть, и нет.
Билл заметил невыразимое страдание в ее глазах и прижался плечом к выступу стены так, чтобы стало больно. Пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не броситься к ней.
– Но какое это имеет отношение к тому, что происходит в этой комнате? Признаться, я совершенно не понимаю.
– За всем этим стоит мой сын, – сказала Кэрол, понизив голос и не глядя на него.
Хэнк огляделся:
– Может быть, кто‑нибудь объяснит мне, в чем дело?
– Я попытаюсь, мистер Трис. – Глэкен вышел вперед. – Вы конечно, помните, что я только что рассказывал о человеке по имени Расалом, который в древнейшие времена заключил союз с Врагом и стал его доверенным лицом. В пятнадцатом столетии этот человек попал в заключение в Восточной Европе. Он так и остался бы узником, но германская армия по чистой случайности освободила его в 1941 году. Но прежде, чем окончательно освободиться, он был уничтожен. Или, по крайней мере, так казалось. Благодаря совершенно исключительному и благоприятному для него стечению обстоятельств, Расалом смог проникнуть в тело еще не родившегося мужчины, который получил имя Джеймс Стивенс.
От Билла не ускользнуло, что Хэнк бросил острый взгляд на Кэрол: когда они встретились, ее фамилия была Стивенс.
– Но внутри Джима Стивенса он был абсолютно бессилен, – продолжал Глэкен, – и обладал только способностью созерцать мир изнутри его тела. До тех пор, пока Джим не женился на Кэрол Невинс, и они не зачали ребенка. Этим ребенком стал Расалом. Он вновь родился в 1968 году. Потом затаился на десятилетия, ожидая, пока его новое тело достигнет зрелости, впитывая энергию из окружающего его мира: из войн и геноцида в Южной Африке, из межафриканских конфликтов и ближневосточных кризисов, из бесчисленных проявлений вражды, злобы, желчности и всех тех жестокостей, которые каждый день творятся в нашей жизни. Он ждал подходящего момента, чтобы предпринять что‑то. Несколько месяцев назад он обнаружил, что ему никто не противостоит, и пустил пробный шар – в прошлый четверг утром задержал восход солнца. С тех пор он день ото дня активизировал свою деятельность.
Хэнк неотрывно смотрел на Кэрол.
– Твой сын? Я не верю. Не верю во все эти сказки. Пойдем, Кэрол, я отведу тебя домой.
– Но проблема все равно не исчезнет, – возразила Кэрол, не отводя глаз. |