Врачи Шукальский и Душиньская, которых в то утро вызвали пораньше, сидели в комнате по соседству с кабинетом Шмидта и с тревогой смотрели на приоткрытую дверь. Видно было, как входят высокие гости и, когда Мария Душиньская поверх голов рассмотрела одного из них, она сдавленно вскрикнула.

– Что случилось? – шепотом спросил Шукальский, пытаясь разглядеть, что могло напугать ее.

– Я не могу поверить этому… – выдохнула она, прижимая руки к груди.

На несколько дюймов над бритой головой коренастого Дитера Шмидта возвышалась обнаженная голова Макса Гартунга.

– Ян… – Мария привстала, ее голос дрожал. – О боже, Ян…

– Что такое? – Ян шагнул к двери и в следующее мгновение заметил лицо человека, которого она увидела. – Да это ведь…

– Макс, – хриплым голосом прошептала она. Мария нашла руку Шукальского и сжала ее. – Ян, он приехал с ними! Он входит в эту группу!

Мария растерянно взглянула на него, ее глаза были полны слез.

Мечта о воссоединении с возлюбленным вдруг обернулась кошмаром.

Группа слегка расступилась, и оба врача одновременно увидели черную униформу Гартунга. Вдруг все поняв, Мария обернулась и рухнула на деревянную скамью, из ее горла вырвался незнакомый звук, какие издают животные.

– Боже мой, – пробормотал Ян Шукальский, все еще не сводя глаз с майора СС. – Иисус на распятьи, он заодно с ними. – Он взглянул на Марию. – Мария…

Но она не слышала его. Окаменев, она сидела на скамье с лицом белым, как мрамор, слегка приоткрыв рот, и смотрела кукольными глазами.

– Мария, – ласково сказал он, сел рядом с ней и взял ее руку. – Мы ведь точно ничего не знаем. Он мог приехать сюда, чтобы помочь нам.

Она нашла силы заговорить.

– Нет, Ян. Эта униформа. Сейчас я все понимаю. Последние полтора года я писала ему и никак не могла понять, почему он не отвечает. Еще в университете он неожиданно исчез, не сказав ни слова, и без предупреждения явился два года спустя. Теперь я все понимаю. Он один из них. О боже, Ян… Он один из них.

Ей хотелось заплакать, но такой возможности не представилось. Дверь распахнулась, и появился Макс Гартунг.

Из окна второго этажа больницы отец Вайда и Анна Крашиньская не очень четко видели ступени нацистского штаба. Чтобы осуществить намеченный план, важно было вовремя заметить, когда немецкая делегация выйдет из здания.

– Если хочешь, готовь лекарства, – сказал священник, – а я продолжу наблюдение.

Анна кивнула и отвернулась. В этот час она была единственной дежурной сестрой в палате больных тифом и могла работать относительно спокойно. Она боялась, как бы не начали дрожать руки, но ничего такого не случилось. Для выполнения этого задания требовалось хладнокровие. Предстояло наполнить каждый из семи шприцов двадцатью миллиграммами сульфата морфина и положить их на полотенце, чтобы можно было без промедления сделать уколы. Такой сильной, но не смертельной дозы было достаточно, чтобы притупить чувствительность взрослого человека.

Работая, она еще раз в памяти повторила контрольный список. Постельное белье не менялось уже два дня. Все подкладные судна были переполнены и стояли либо на пристенных столиках, либо на полу. Корзины для белья были набиты испачканными простынями. Линолеумный пол, который не протирали два дня, смотрелся уродливо в больнице, которая обычно содержалась в безукоризненной чистоте.

Зрелище было жутким, стоял невыносимый запах. Анна осталась довольна. Все получилось точно так, как она хотела.