Я поспешно склонилась над книгой в надежде, что она не подойдет. Мне не нужно было общество, тем более ее. Через пару минут я имела основание похвалить себя за сообразительность: Джен прошла очень близко от меня, но не остановилась. Роясь в сумке, она исчезла за невысокой стеной.

Что ей там нужно? Это было так не похоже на нее — оторваться от группы. И выглядела она не такой энергичной, как всегда, шла медленно, волоча ноги.

Я встала и последовала за ней.

Здесь, за стеной, лежала прохладная тень. Джен сидела на земле, открытая сумка валялась позади нее.

— Джен, — неуверенно позвала я, — с вами все...

Она повернула ко мне серое, лишенное всякого выражения лицо и завалилась набок.

Джен воспротивилась моей попытке поднять ее, она свернулась клубочком, подтянула колени к животу и обхватила себя руками, но, увидев Джона, сделала героическую попытку улыбнуться.

— Это просто мой глупый старый животик, — всхлипнула она. — Не волнуйся, милый. Через минуту я буду в полном порядке.

Теперь лицо у нее было не серым, а зеленым и влажным от пота. Мэри с сочувственным вздохом опустилась подле нее на колени.

— Матушка Тригарт!

— С дороги! — грубо крикнул Джон. Я не поняла, к кому это относилось — ко мне или к его жене. Мэри сочла, что ко мне. Когда она нежно склонилась над Джен, ту резко и обильно вырвало. Мэри вскочила на ноги и отпрянула, ее лицо исказила гримаса отвращения.

Джон поднял мать на руки и снова опустил на землю в нескольких футах от прежнего места. Рассматривая пятна на своем новеньком, с иголочки, костюме, я выругалась в сердцах, достала из кармана пачку бумажных носовых платков и начала обтирать лицо Джен.

— Обожаю женщин с обширным словарным запасом, — сказал Джон, задыхаясь. — Нечего здесь распластываться, приведите врача.

— Я сбегаю, — быстро вызвалась Мэри. — Прости, дорогой, я... Я иду!

Она вернулась в сопровождении доктора и нескольких пассажиров, движимых то ли искренним участием, то ли нездоровым любопытством. Я замечала: порой очень трудно отличить одно от другого. Что касается Сьюзи, то ее, несомненно, воодушевляло последнее, относительно Бленкайрона мне хотелось тешить себя сомнениями.

— Что случилось? — спросил он.

Джен продемонстрировала. Я очень надеялась, что на сей раз попадет на Джона, но ему удалось увернуться, хотя он и поддерживал матери голову и плечи, чтобы она не захлебнулась. Ее, бедняжку, продолжало мутить, несмотря на то что в желудке явно ничего уже не оставалось.

Накануне вечером, когда нам представили доктора Картера, я не обратила на него особого внимания, только искренне пожелала, чтобы мне не понадобились его услуги. Он был какой-то особенно неприметный: средних лет, средних габаритов — ив высоту и в ширину, с невзрачным розовым лицом.

— Это просто приступ фараоновой болезни, — заявил он с приводящей в бешенство смесью снисходительности и бодрячества. Некоторые доктора порой путают ее с действительно утешительным тоном, в котором нуждаются больные. — Расслабьтесь, миссис Тригарт, мы отвезем вас на теплоход и...

— Нет, — отрезал Джон, не поднимая головы, — я хочу, чтобы ее доставили в больницу. Теплоход далеко, а мы близко, во всяком случае ближе к Каиру.

— Послушай, сынок, не стоит беспокоиться. Это обычное недомогание и слабость...

— Кроме всего прочего, нам предстоит путь на юг, — продолжал Джон своим неприязненно-надменным тоном, растягивая слова, — а моя мать — немолодая женщина, доктор, и с ней уже случались подобные приступы.