— Как говорит мистер Бари, снимавший этот репортаж, — заявил в заключение командир Грос, — Америка может спать спокойно. «Камилла» не состоялась, катастрофы не будет. Ни у кого из вас не улетит больше теща!..

Глава двадцать третья

Я не завершил репортаж о Камилле», выдал его в эфир без надлежащей концовки, единственный раз в жизни пренебрег правилами «честной игры» журналиста и сразу же поплатился своей репутацией.

Надо было лететь в Панаму, Никарагуа, другие страны, на которые обрушился ураган. А я летел в Чикаго, где начинался судебный процесс над террористами «чертовой дюжины».

Америка благословила военно-морской флот, избавивший страну от лишних переживаний, и тотчас забыла о них.

Центральная Америка проклинала «Камиллу», «Персея», адмирала Гроса и всех на свете янки. Ее можно было понять: за что такие испытания для народов малых стран! Фигурировала история с пятьюдесятью постояльцами одного старого, крепкого, как Бастилия, островного отеля: в честь игры необузданной стихии они решили дать вечеринку на большой веранде над морем — к началу празднества всех жителей отеля, среди которых было немало американцев, уже не существовало.

Газеты ехидно комментировали репортаж с подводной лодки, изображая меня чуть ли не ставленником Пентагона: вот, мол, представил такого симпатичного интеллектуала Гроса, обещал, что катастрофы не будет, а в действительности страдают невиновные. Некоторые задавались более серьезным вопросом: стоит ли вообще укрощать ураган, если его поведение непредсказуемо?

Один Аллен не ругает меня.

Он ворчит со своих высот:

— И так было ясно, что он пойдет в сторону Центральной Америки. Панама отказала в военно-морской базе… Значит, Панама пострадала крупно. Никарагуа национализировало имущество компании — так же и с Никарагуа… Остальные — для острастки! Понял, Жолио? Я почти нащупал систему!.. Ты делай свои выводы… Как там насчет Марии?

— Я лечу в Чикаго на судебный процесс…

— Я все знаю, — хрипит в динамике голос Аллена.

Он знает о гибели Марии.

— Какая информация об этом типе из «Айвенго», Джон?

— Вилли, Вилли! — позвал я друга, напомнив ему, что он нарушает конспирацию переговоров.

— Извини, Жолио. Слушаю!

— По предварительным данным, согласен на обвинение в неумышленном убийстве, если приговор не превысит пятнадцати лет.

— Подонок! — Аллен выругался. — Плюнь на него, ищи зачинщиков. Как Эдди?

— Он тоже собирается в Чикаго.

— Держись молодцом!.. Привет Эдди и… Марии!

— Привет тебе.

Я опоздал на час. Всего час назад у здания старого чикагского суда решилась судьба «чертовой дюжины». Когда я подъехал к массивному дому, лишь кучка зевак обсуждала недавнее происшествие, да полицейские измеряли расстояние между поверженным тюремным фургоном и стоявшей неподвижно длинной черной машиной с видневшимися издали буквами наискосок: «ЭДДИ».

Я сразу понял: все, что я вижу, натворил Эдди.

Подбежал к полицейскому.

— Я — Джон Бари!.. Что здесь произошло? Где водитель этой машины?

Он медленно обернулся, оглядел меня с головы до ног.

— А-а, Бари. — Взял под локоть. — Поехали.

Мы очутились в госпитале. Человек в белом халате объяснил ситуацию. Эдди в реанимации, состояние — неопределенное. Я видел его несколько минут — белое лицо среди бинтов, простыни, беззвучно работающие приборы.