Джека корежило от смущения. На его взгляд, премьер-министр совершенно не мог играть себя самого. И он понятия не имел, куда девать руки. Однако через несколько минут совещания со своим помрежем и остальным составом режиссерской группы сэр Дигби объявил, что премьер-министра ждут на репетицию в десять утра в понедельник. Он обратился к залу дрожащим от волнения голосом:

— Это охеренно важная пьеса. Она о духовном разложении политического лидера и его капитуляции перед американским империализмом.

Премьер-министр нервно посмотрел на Джека и сказал сэру Дигби:

— Я должен поговорить с моим агентом, разумеется, но боже, до чего же мило с вашей стороны доверить мне эту роль!

Норме нравилось, что он всегда говорил «мы», всегда имел ее в виду, словно они товарищи по делу и жизни. Она полюбила Джеймса. Она знала, что ее любовь никогда не сможет стать такой, — ведь ей семьдесят один, а ему нет и двадцати. Впрочем, в шоу Джерри Спрингера показывали пару, и они уверяли, что счастливы, хотя он лысый и пускает слюни, а ей всего шестнадцать, и она чуть тормозит, бедняжка.

И вообще она рада, что больше не приходится заниматься этим. Это ей нравилось только с Тревором, а он ей не часто докучал. На Рождество, Пасху, в неделю Блэкпулского салюта и еще изредка, когда выпьет как раз в меру. Чуть недобор — и он робел, чуть перебор — ему уже не хватало твердости.

Ее любовь к Джеймсу была чистой, но более волнующей, чем любовь к Стюарту, Ивонне и Джеку. Кроме того, Джеймс нуждался в ее помощи. Он ей как бы товарищ по жизни и бизнесу и, как только излечится от крэка, повезет ее в путешествие за границу. Сначала в круиз, просто чтобы она привыкла, ведь она ни разу еще не выезжала из Англии, хотя они с Тревом и планировали отпуск в Диснейленде, но потом Трев упал с крыши. Если путешествовать на приличном корабле, где все разговаривают по-английски, то это все равно как Англия, рассказал ей Джеймс.

Они вместе прибрались в доме; Норме нравилось, чтобы гости приходили в чистоту и порядок. Потом Джеймс сказал: «Давай кое-что сварганим, мать». Он отвел ее в кухню и усадил. Вынул из ящика серванта рулон алюминиевой фольги и выстлал ею стол. Потом нашел противень, пирексовую миску, маленький молочник, рулон тонкой пищевой пленки, большую металлическую ложку, острый нож, банку из-под колы и дырокол. Через несколько минут стол преобразился в лабораторию алхимика. Норма наблюдала за Джеймсом, как в детстве наблюдала за матерью, а он просеял и смешал в пирексовой миске немножко белого порошка, чуток двууглекислой соды и несколько капель воды, потом взял маленький молочник и нагрел смесь, пока она не начала клокотать и пузыриться.

Сэр Дигби не желал отпускать свое поразительное открытие без твердого обещания.

— Эдвина, остановитесь в Стратфорде у меня. Я снимаю чудный домик под соломенной крышей. Сегодня мы могли бы поработать над сценарием. Я сам кое-что откопал и, мне кажется, вычислил нашего знаменитого премьера.

— А каковы ваши собственные политические взгляды? — спросил премьер-министр.

Сэра Дигби этот вопрос удивил. Его имя регулярно появлялось сразу после имен Пейлина и Паксмана в петициях и открытых письмах по всем мыслимым радикальным вопросам — от тюремной реформы до войны в Ираке.

— Боюсь, я жуткий противник истеблишмента. В прошлом году меня выкинули из Совета по культуре за то, что я пытался запустить волну в палате лордов.

Джек засмеялся.

Сэр Дигби брюзгливо пояснил:

— Знаю, это почти то же самое, что ложиться под танк, только таких возможностей в нашей стране не много. — Он почти сожалел об этом. — Эдвина, вместе мы могли бы сделать нечто новое, мы могли бы свалить правительство Клэра. Пожалуйста, обещайте, что будете играть Эдварда Клэра.