— Так ты отдашь мне карту? — Женщина снова протянула руку.

— Сперва чай, потом карта, — нараспев произнесла Элисон, ни капли не смутившись.

Птичья Женщина сверкнула глазами и вышла из комнаты, решительно захлопнув за собой дверь.

Я бросилась к двери, подергала ручку — без толку.

— Что ты натворила? — взвыла я. — Мы попались! Она заперла нас!

Элисон не спеша приблизилась и легким, небрежным движением открыла дверь.

— Успокойся! Ручка поворачивается в другую сторону. Мы можем уйти в любой момент.

— Тогда давай уйдем сейчас! — взмолилась я. — Она не хотела нас пускать. И на лице у нее написано «убила бы вас». А эти ее… штуки на губах, в носу? А татуировки?!

— Куча народу делает себе татушки. И с чего ты взяла, что она не хотела нас пускать? Впустила же и даже пообещала напоить чаем. — Элисон невозмутимо расхаживала по комнате, от большой картины она передвинулась к другой, поменьше, напоминавшей натюрморт и висевшей рядом с дверью. — Что это такое, по-твоему?

— Ради бога. Мы сюда пришли не на картины смотреть. Зачем тебе вообще приспичило заходить в дом? Отдали бы ей карту и отправились домой.

— Затем, что у нас другая цель. Слушай… когда она вернется, я улизну и спущусь в подвал, а ты отвлеки ее беседой.

— Что? — ужаснулась я. — Какой беседой? Я не сумею.

— Ладно, тогда… зубы ей заговаривать буду я, а ты спустишься в подвал.

— Нет! В подвал я тоже не могу.

— Но нас только двое. Выбирай, что тебе больше нравится… Слушай, вот это ведь теннисная ракетка, да? А вот это что? Похоже на футбольный мяч.

Я оттащила Элисон от картины, взбешенная ее легкомысленным поведением в столь отчаянной ситуации. Я была уверена на сто процентов, что нам никогда не выбраться отсюда живыми.

— Кстати, — сказала Элисон, — ты заметила, как она выразилась?

— Когда?

— На крыльце, когда я показала ей карту. Она сказала: «Мы удивлялись, куда она запропастилась». Не я удивлялась. А мы.

С важным видом она подняла указательный палец, довольная этим якобы безусловным доказательством ее теории. По мне же, это «мы» служило очередным доказательством — если оно вообще что-то доказывало — безумия Птичьей Женщины, и сердце заныло еще сильнее. От мысли остаться с ней наедине у меня подкашивались ноги, я просто не могла этого сделать, не могла, и все тут. И я начала склоняться в пользу того, что, в моем представлении (как ни поразительно), выглядело меньшим из двух зол.

— Послушай, Эли… я пойду в подвал. Ты оставайся здесь и разговаривай с ней.

— Точно?

Я кивнула, хотя внутри все сжалось, и в этот момент дверь отворилась и наша жуткая хозяйка внесла в комнату поднос с чаем, а вовсе не топор или кухонный нож для разделки мяса. Я немного успокоилась. Впрочем, вероятность смертельной отравы в чае никуда не исчезла.

— Угощайтесь. Вот вам две большие кружки. — Прежде чем разлить чай, она несколькими круговыми движениями встряхнула заварочный чайник. — Ага! (Заметила, что Элисон перебралась к большой картине.) Любуешься моим произведением, да?

— Это вы нарисовали? — Элисон была потрясена.

— Все картины в этом доме написаны мною.

— Круто. И что это за место?

Не выпуская чайник из рук, Птичья Женщина подошла к Элисон и склонилась к холсту.