|
Вот честно, я может, и настырный, но к таким вещам у меня, что удивительно, стремления нет. Такой я человек, ни аппетитов, ни страстей, что называется. Одно лишь любопытство. да еще хочется просто испытать свои силы в большом могучем мире. – Ну а идеалы, ничего такого, выходит, нет? – Нет, конечно, – продолжал он говорить, – в жизни они не нужны. Все, что нужно, это размах, вот и все. – Но ведь сколько угодно людей без этого в жизни обходятся. – Тебя не устраивает, как я живу? – Да при чем тут это?.. Какие могут быть «устраивает» или «не устраивает»? Ну ты сам прикинь. Я в Токийский университет поступить не могу, каждую день спать с любой, кто мне нравится, не могу, и языкастым меня не назовешь. Уважать меня некому, подруги у меня нет, выпущусь со своей гуманитарной кафедры второразрядного частного универа, и все равно никаких перспектив, о чем я могу говорить? – Так ты что, завидуешь мне, что ли? – Нет, не завидую... Я к себе такому привык. да и честно сказать, что Токийский университет, что МИд мне до лампочки. Единственное, чему завидую, что подруга у тебя такая есть, как Хацуми. Он некоторое время ел молча. – Знаешь, Ватанабэ, – сказал он, закончив есть, – у меня такое чувство, что закончишь ты свой универ, и лет через десять или через двадцать мы с тобой обязательно встретимся. И что-то нас будет связывать. – Разговор у нас, прямо как по Диккенсу, – засмеялся я. – В натуре... Но меня предчувствия не подводят, – сказал он и тоже засмеялся. После ужина мы пошли в закусочную по соседству выпить чего-нибудь. И пили там до девяти часов. – И все-таки, в этой своей вот такой жизни чем ты руководствуешься в своих поступках? – Да ты смеяться будешь. – Да чего бы я смеялся? – Тем, что джентльменом надо быть, вот чем! Я не засмеялся, но со стула чуть не упал. – В смысле, джентльменом? Типа леди и джентльмены, ты про это? – Да, вот таким джентльменом. – А что значит, быть джентльменом? Если определение есть какое-то, может, объяснишь? – Быть джентльменом – значит делать не то, что хочется, а то, что нужно. – Из всех людей, кого я встречал, ты самый особенный. – А ты из всех людей, кого я встречал, самый настоящий человек, – сказал он. За выпивку заплатил я. ( И в следующий понедельник на лекции по «Истории драмы II» Кобаяси Мидори не появилась. Я убедился, что она не явилась, осмотрев аудиторию, сел, как всегда, в переднем ряду и стал писать письмо Наоко, пока не пришел преподаватель. Я написал о походе, в который ходил летом. Куда ходил, сколько прошел, кого встретил. «Я по ночам думаю о тебе. Потеряв возможность встречаться с тобой, я осознал, как ты мне нужна. Занятия в университете раздражают своей бестолковостью, но я прилежно посещаю их и занимаюсь в целях самовоспитания. С тех пор, как ты исчезла, все кажется пустым. Хочу разок встретиться с тобой и спокойно поговорить. Если можно, хотел бы съездить в лечебницу, в которую ты поехала, и хоть пару часов с тобой повидаться, возможно ли это? Хочу погулять, шагая рядом с тобой, как раньше. Понимаю, что это, наверное, тяжело, но очень прошу черкнуть хоть пару строк в ответ.» Закончив писать, я аккуратно сложил четыре листа письма, сунул их в приготовленный конверт и написал на нем адрес Наоко. Вскоре вошел низкорослый преподаватель с беспокойным лицом, проверил посещаемость и вытер лоб платком. Он опирался на стариковскую клюку, словно у него были слабые ноги. Лекции по «Истории драмы II» были не сказать чтобы интересными, но по-своему содержательными, и слушать их было можно. «Все так же жарко», – сказал он и начал рассказывать о роли «бога из машины» (Deus ex machina) в драмах Эврипида. |
