– Фари, я обозначу на магическом щите иллюзию силуэтов нападающих, – прохрипел старик. – Как только отпущу кинетическую защиту, бей по ним. Сразу же, слышишь! И… ляг, внучка. Меньше шансов, что тебя достанут шальной пулей. Поняла?

– Угу, – насупившись, Фари вытащила из кобур подаренные братом револьверы и, улёгшись на пол, положила один из них перед собой, а второй ухватила двумя руками и навела ствол на прикрытый щитами выход в холл. Вот голубое сияние кинетического щита погасло, а на алой плёнке основной защиты появились чётко очерченные силуэты… Пять целей… а, нет. Уже три!

Два силуэта вдруг дёрнулись и, слившись в одну непонятную кракозябру, исчезли, снесённые чем-то… чем-то огромным. А следом послышался такой знакомый раскатисто-хриплый голос, от мощи которого задрожали все уцелевшие стёкла в доме.

– Добр-рый вечер-р, мр-рази!

От звукового удара висевшее над консолью зеркало пошло мелкими трещинами и вдруг осыпалось, едва не накрыв собой старого Уорри. Правда, тот даже не шевельнулся, лишь прикрыл глаза и замер, словно прислушиваясь к чему-то. Но уже через несколько секунд старик вдруг охнул, побледнел и, одним жестом стерев с алой плёнки щита мечущиеся в холле силуэты, покосился на внучку.

– Не надо тебе на это смотреть, конопушка. Совсем не надо, – пробормотал он. И хоть говорил Уорри довольно отчётливо, Фари едва удалось разобрать его слова. Шум в ушах от оглушающего рыка ещё не прошёл, да и раздавшийся из холла грохот и крики, почти сразу перешедшие в стоны боли, изрядно мешали. Впрочем, уже через несколько секунд шум за плёнкой щита стих.

– Фар-ри, стар-рик, вы там живы? – на этот раз голос Грыма прозвучал не в пример тише, но казался куда более хриплым, чем обычно.

– Живы-живы! – радостно откликнулась хафла. – Сейчас дедушка снимет щит, и выйдем!

– Ну… э-э… – как-то странно замялся турс. – А мо-кха-жет, ты пока подождёшь-кха в своей кха-комнате, пр-риведёшь себя в пор-рядок-кха? А гейс Уор-р-ри займёкхтся щикхтами, а?

– Э-э, – Фари окинула своё помятое, перекошенное оружейным поясом платьице взглядом и почти признала правоту Грыма, но, он ведь её не видит! Как узнал-то?! Да и дед выглядит куда хуже! Ему что, не нужно привести себя в порядок?! Об этом она и спросила синего.

– Да-кха, тут… лучше тебе сюда покха не выкходить, Фар-ри, – с явным смущением в голосе, с хрипом и бульканьем протянул турс. – Я тут намусор-ррил… сильно-кха… Вот.

– Грым прав, внучка, – приоткрыв глаза, устало проговорил Уорри. – Там очень грязно и… поверь, эту грязь тебе лучше не видеть вовсе. Так что иди, займись собой, а мы с этим носорогом пока приберём то, что он там… наляпал.

Фари вздохнула, но всё же последовала совету деда. А когда вышла в холл…

– Мейн Тодт? – присев в неглубоком реверансе, удивилась хафла.

Саксготтец в ответ поднялся с лёгкого полукресла, в котором успел удобно устроиться, и коротко поклонился ей в ответ.

– Рад видеть вас в добром здравии, минни Фари, – как всегда ровным тоном отозвался доктор, подвигая ей одно из кресел. – Признаться, я изрядно переживал, что наш добрый синий друг мог опоздать к… действу. Боюсь, без вашего присутствия наш любимый Граунд-хейл утерял бы добрых две трети своего уюта.