|
Как только будет принято конкретное решение, я тут же сообщу вам.
Я вздохнула. — Вы ведь не любите ждать? — Дов подпер подбородок ладонью и с откровенным сочувствием посмотрел на меня. — Верно? — Верно, — кивнула я. — Но еще больше я ненавижу делать то, что ненавижу. Такое у меня счастье, Дов… — Не расстраивайтесь так, Вэл… — Седой встал и вдруг неожиданно подмигнул мне. — Это наше с вами общее еврейское счастье… 14 Лэнгли (штата Вирджиния). Штаб-квартира ЦРУ. Январь 1986 года — Знаешь, для пенсионерки ты выглядишь до неприличия свежо! — Уолш откровенно любовался Паулиной, в непринужденной позе сидевшей в кресле напротив, закинув ногу на ногу. — Ты пригласил меня, чтобы оскорблять? — Паулина передернула плечами. — У существительного «пенсионерка» есть только один синоним — старая… — Я всегда предупреждал: образованность тебя погубит, — улыбнулся Уолш. — Спасибо, что пришла… — Спасибо, что пригласил, — в тон ответила Паулина и огляделась. — Признаюсь честно: я уже не рассчитывала встретить тебя в этом кабинете, Генри… — Знаешь, я и сам этому удивляюсь, приходя сюда каждый день. — Хотя с другой стороны, я благодарна Господу, что ты не ушел на пенсию, дорогой… — Вот как? — хмыкнул Уолш. — Почему же? — Ну, так у меня есть хотя бы теоретическая возможность тебя увидеть… — Наверное, ты права, — кивнул Уолш. — Как дела, Паулина? Как ты живешь? — Я живу прекрасно! — широко улыбнувшись, она обнажила великолепные зубы молодой женщины. — Общаюсь с интересными людьми, изредка обедаю со старыми приятельницами, посещаю концерты симфонической музыки, иногда езжу в Европу. Так, проветриться немного… Чего это вдруг тебя заинтересовала моя жизнь, Генри? — А почему нет? — Потому, что я третий год в отставке. А ты за все это время только дважды соизволил позвонить мне… — Неужели? — Уолш озабочено наморщил лоб. — Представь себе. И то, как мне кажется, только потому, что я вхожу в список людей, которых ты просто не можешь не поздравить с Рождеством и днем Благодарения… — Не надо преувеличивать. — Как, по-твоему, Генри, — продолжала Паулина, — если я назову шефа оперативного управления ЦРУ свиньей, это не будет воспринято, как угроза национальной безопасности США? — Вряд ли, — улыбнулся Уолш. — В крайнем случае, как констатация очевидного факта. — Все так же благороден, хотя и безнадежно стар, — пробормотала Паулина и смахнула ногтем указательного пальца невидимую пылинку с лацкана элегантного французского пиджачка. — Зачем ты меня вызвал в Лэнгли, дорогой? Дома или в ресторане мы встретиться не могли? — В последние две недели я живу здесь… — Уолш обвел рукой служебный кабинет. — Я не успела утром просмотреть газеты: мы что, на пороге войны с Россией? — Боже упаси! — Тогда почему ты живешь в казенном доме? — Потому что я его люблю, — серьезным тоном ответил шеф оперативного управления. — А теперь решил вызвать это чувство во мне? — Ты как всегда догадлива. — И совершенно зря решил, — холодно отрезала Паулина. — Этот дом я никогда не любила… — Хотя и работала в его стенах тридцать пять лет, — закончил фразу Уолш. — Это бестактно — напоминать женщине о ее возрасте. — Знаешь, Паулина, ты, наверное, единственный человек на свете, который может с умным видом говорить абсолютную ерунду и при этом сохранять чувство собственного достоинства… — Генри, ну, признайся, что ты всегда меня любил! — Ты хоть представляешь, о чем сейчас думают безусые выпускники Принстона, записывающие этот разговор? — улыбнулся Уолш. |
