|
Каждый из этой тройки отчетливо понимал, что происшедшее чревато самыми непредсказуемыми последствиями, и каждый рассматривал эти последствия через призму собственных интересов. У министра иностранных дел, полностью отвечавшего за успех предстоящего визита в Москву президента США, были все основания предполагать, что взрыв самолета приведет если не к полному разрыву, то, как минимум, к серьезному ухудшению советско-американских контактов, которые только-только стали налаживаться и приобретать предметный, конструктивный характер. Шеф КГБ тяжело сопел, понимая, что вся ответственность за взрыв над Швейцарией ляжет в конечном счете на его плечи. Он и мысли не допускал о случайности авиакатастрофы и пытался хотя бы прикинуть, кто именно из его необъятного ведомства и, главное, для чего, с какой целью, мог приложить руку к гибели «Боинга».
Горбачев, молча наблюдая, как рассаживаются оба приглашенных, просчитывал единственный вариант: если взрыв самолета — дело рук КГБ, ГРУ или какой-нибудь другой силовой или, возможно, подпольной националистической структуры, и американцы смогут это доказать, как отразится это на его имидже руководителя государства, полностью контролирующего ситуацию? Не снизит ли эта авиакатастрофа его политический профиль? — Я хотел бы выслушать ваши соображения, товарищи, — негромко произнес генеральный секретарь ЦК КПСС. Стекла его очков в тонкой металлической оправе недобро блеснули, словно предупреждая, что ни о каких поблажках и речи быть не может. Глава внешнеполитического ведомства вздохнул и широко развел руками: — Единственное, о чем можно мечтать в такой ситуации, — это получить конкретные доказательства СЛУЧАЙНОСТИ этой катастрофы. Причем как можно быстрее. Я не намерен сгущать краски, товарищ генеральный секретарь, но просто обязан вас проинформировать: если случившееся над Альпами не случайность, и если американцам, не дай Бог, удастся доказать нашу причастность к этой катастрофе, ситуация может стать неуправляемой, критической… — А вы что скажете, товарищ генерал армии? — Горбачев полуобернулся к председателю КГБ. — Как вы думаете: ЭТО может быть делом наших рук? — Пока не знаю, Михал Сергеич… — Меня такой ответ не устраивает! — голос Горбачева прозвучал резко. — К сожалению, другого у меня пока нет, — шеф КГБ растеряно пожал квадратными плечами. — Могу только заверить вас, товарищ генеральный секретарь, и дать слово офицера и коммуниста, что лично я никому такого распоряжения не давал и дать не мог. Все случившееся было для меня такой же неожиданностью, как и для вас, товарищи… — Да на хрена мне твое слово?! — вскипел генсек. — Мне сейчас не слова нужны, а… — На что вообще это похоже? — негромко спросил министр иностранных дел, стремясь разрядить накаленную атмосферу и направить совещание в деловое русло. — Разве у нас совсем нет оснований утверждать, что речь идет об обычной авиакатастрофе, какие случаются время от времени? Что скажете, товарищ генерал? — Слишком уж все это похоже на диверсию, — пробурчал председатель КГБ. — Как правило, в случае технических неисправностей, самолеты не распадаются на части в течение секунды… Экипаж связывается с землей, сообщают о возникших неполадках, консультируется… А здесь все произошло в одно мгновение. Только что радары вели совершенно целый самолет, ни разу не сообщивший даже о намеке на техническую неисправность, и вдруг… Короче, я почти не сомневаюсь, что речь идет о взрыве на борту… — Скажите, вы полностью исключаете причастность к взрыву какой-нибудь третьей стороны? — спросил министр иностранных дел. — Вы имеете в виду противовоздушную оборону Швейцарии? — угрюмое лицо председателя КГБ исказила выразительная гримаса, отдаленно напоминавшая улыбку. |
