Изменить размер шрифта - +
Накомарник он снял и положил рядом, потому что комары и мошкара на ночь тоже, что ли, ложились спать. Антон тем не менее сидел в накомарнике, потому что привык таскать на голове эту сетку и чувствовал себя в ней уютнее. Курить, правда, неудобно, ну да меньше смолить будет. И так столько никотина употребил за год благодаря самосаду…
Тут же дико захотелось курить. Антон откинул сетку накомарника, свернул самокрутку. Для этих целей использовались старые газеты, пачки которых хранились у Кирилы Кирилыча за печкой. Читать их тоже было познавательно, вот и сейчас Антон, поднеся остаток страницы к пламени костра, прочел: «С глубокой скорбью восприняли советские люди весть о кончине Леонида Ильича Брежнева — выдающегося руководителя Коммунистической партии и Советского государства, крупнейшего политического деятеля нашего времени. Вся его большая, яркая жизнь была отдана великому делу Октября, партии Ленина, интересам трудового народа. На проходящих в стране траурных митингах трудящиеся, отдавая дань глубокого уважения памяти пламенного борца за мир и коммунизм, заявляют о горячем стремлении еще теснее сплотить свои ряды вокруг родной Коммунистической партии, ее Ленинского Центрального Комитета».
Посмотрел на дату — тринадцатое ноября тысяча девятьсот восемьдесят второго года. Помнится, покойный Кирила Кирилыч говорил, что в Новосибирск в последний раз ездил, когда Брежнев помер — «кажись, в восемьдесят восьмом». Ан и не так все было, а на шесть лет раньше. Долгонько не был в областном центре старый лесник…
Еще Антон не раз вспоминал странный разговор Кирилы Кирилыча с Платоном. Говорили они так, словно раньше не раз встречались, и были у них какие-то старые счеты. Спросить у старичка напрямую Антон так и не решился, и без того лесник был сам не свой, а теперь узнать не представлялось возможности. Поэтому осталось, как в рассказе Джека Лондона «Тропой ложных солнц» — кусок жизни. Антон очень любил этот рассказ еще со школьных лет и помнил наизусть много фрагментов, вроде этого: «Картина — частица жизни. Мы изображаем жизнь так, как мы ее видим. Скажем, ты, Чарли, идешь по тропе. Ночь. Перед тобой хижина. В окне свет. Одну-две секунды ты смотришь в окно. Увидел что-то и пошел дальше. Допустим, там человек, он пишет письмо. Ты увидел что-то без начала и конца. Ничего не происходило. А все-таки ты видел кусочек жизни. И вспомнишь его потом. У тебя в памяти осталась картина. Картина в раме окна».
Антон с трудом поднялся и, попыхивая самокруткой, немного походил вокруг стоянки. Заряженное ружье он прислонять к дереву не стал, держал в руках, а когда сидел у костра — на коленях. Встреча с медведем многому научила бывшего клоуна. А сколько таких медведей или других злобных тварей может встретиться им на пути? Включая, кстати, людей. У которых, в отличие от медведя, тоже может быть в руках оружие.
Фрэнсис снова заворочался.
— Чего бродишь? — спросил он вполголоса, чтобы не разбудить Ларису и ребенка.
— Устал сидеть.
— А мне вот не спится, — пожаловался камерунец. — Не могу на улице спать, и всё тут. Только задремлю и опять просыпаюсь.
— А в Африке ты спал в джунглях?
— Чего мне там делать? — удивился камерунец.
— Ну, у бабушки…
— Бабушка же не на дереве жила. У бабушки был вполне приличный домик. Даже машина была — «Форд Бронко». Если бы не вся эта ерунда вокруг, пригласил бы тебя в гости, сам бы посмотрел.
— Для начала, если бы вся эта ерунда не стряслась, мы бы с тобой не встретились, — заметил Антон.
— Это так, да. Но вдруг мы соберем дирижабль и полетим? До Камеруна ведь тоже можно долететь, разве нет?
— Скажи, Фрэнсис, ты серьезно веришь в Ларисину идею? — спросил Антон. — Вот честно — веришь?
— Знаешь, когда я учился пилотировать, то видел в аэропорту Орли подобные дирижабли.
Быстрый переход