|
Это пластик, легкие металлы и прочий материал, который вряд ли и за тридцать лет испортится. В установку по производству водорода на солнечных батареях я тоже верю. Почему бы не попробовать? Здесь становится страшно, Антон, ты же сам видишь. — Видеть-то я вижу… Я летать боюсь, — признался Антон, тяжело вздыхая. — Это же дирижабль, а не «боинг», — ободряюще улыбнулся камерунец. — Чего тут бояться? Летит низко… Хотя низко это как раз опасно, нас могут обстрелять с земли. Просто так, из злобы и ненависти. — А может, подумают, что это долгожданная помощь пришла. — Тогда тем более обстреляют. Такие, как бандиты из Новой Сибири — запросто. По-моему, им очень нравится нынешняя ситуация. — Значит, полетим высоко, — потерянно сказал Антон. — Эх, раньше перед полетом хотя бы напиться можно было. А сейчас ничего нет. — Ты забыл, что газотурбинный двигатель работает на спирту, — подмигнув, напомнил Фрэнсис. — Так спирта-то у нас и нет. — Со спиртом разберемся. Главное — дирижабль. Если станет понятно, что он — вещь реальная, то и спирт раздобудем. — Твои бы слова, да Богу в уши. Спи, завтра в походе будешь как сонная курица. — Сплю, сплю, — проворчал камерунец, отвернулся от костра и почти сразу тихонько захрапел. Антон так и просидел на часах до самого утра, пока не рассвело. Пристроил над углями котелок, налил воды, бросил сухих травок из полотняного мешочка — богородицыной, чабреца. Когда вода забулькала и над стоянкой поплыл аромат травяного чая, заворочался Фрэнсис. — Ты что, всю ночь так сидел? — вытаращил он глаза на Антона. — Не спалось, — пожал плечами тот. — Ну ты даешь! И как же теперь пойдешь? — Ножками, — сказал Антон. — Давайте чай пить. Буди Ларису. — Как твои ребра? — Получше. Я же говорил: отлежусь, и все будет в порядке. — Не очень-то ты отлежался, брат, — с подозрением заметил камерунец, но донимать Антона не стал. И правильно сделал, потому что помятые медведем ребра продолжали жутко болеть. За это Антон мстительно доел последний кусок медвежатины, оставшийся со вчера, и вырезал себе из орешника посох. В ожидании чаепития принялся украшать его затейливой резьбой, склонив голову набок и высунув язык от усердия. Проснулась и Лариса, потормошила Кирилу Кирилыча, но тот дрых без задних ног. Антон в очередной раз позавидовал ребятенку: едет себе… «Если не получится улететь, — решил Антон, — надо будет заняться одомашниванием скотины. Пахать на ней, ездить, телегу смастерить — пусть возит. Первобытные люди и те сумели, а мы чем хуже?» Правда, Антон тут же поймал себя на мысли, что не знает даже, как сделать колесо. Не отпилить круглый кусок от бревна, а именно сделать — наподобие тележного, со спицами, ступицей, ободом… Наверное, для этого кузница нужна. Где взять кузницу, Антон вообще не представлял — ее он видел только в кино и знал, что там есть наковальня, горн и меха, которыми этот горн раздувают. В юношестве он знавал некоторых ролевиков, которые что-то где-то ковали, но следы этих людей потерялись еще в цивилизованное время, что ж говорить про теперешнее. Попив чаю, они собрали вещички и двинулись в путь. Кирила Кирилыч так и не проснулся и был загружен в слинг спящим. Антон бодро шел замыкающим, помахивая посохом и делая вид, что у него все в порядке. К слову, минут через сорок пути ребра и в самом деле как-то замлели и лишь тупо ныли. Лес стал заметно гуще, пробираться через заросли стало труднее. Кирилу Кирилыча разбудил треск веток, он протестующе завопил. — Надо покормить, — резюмировала Лариса, и они остановились. — Далеко еще до Мокрушино? — осведомился у камерунца Антон. |
