Его глаза остекленели. На это у него не было заученного ответа. Он посмотрел на девочку, и она вытянула свой орган осязания, обернув его вокруг ноги мальчика поразительно интимным образом. От удивления у Хазефена Муери перехватило дыхание. Похоже, этот жест успокоил мальчика: он снова обрел уверенность и воскликнул:
— Откровение людей еще не пришло! Мы должны продолжать ждать откровения людей! А пока наш проводник — Королева. — Он прищелкнул по-джикски. — Она — наша радость и успокоение!
— Она — наша радость и успокоение!
Теперь все в ответ защелкали. Этот звук был ужасающим. мальчик снова обрел над ними контроль. И это тоже приводило в ужас.
— Кандалимон! — кричали они. — Мученик Кандалимон, приведи нас к Истине!
Мальчик-жрец высоко поднял руки. Даже с такого расстояния Хазефен Муери видел, с какой убежденностью сверкали его глаза.
— Она — наш свет и путь.
— Она — наш свет и путь.
— Она — наша сущность и реальная ценность.
— Она — наша сущность и…
— Посмотри, — прошептал Хазефен Муери, — эта девочка уже соединилась с ним органом осязания.
— Сэр, они собираются снестись, — все находящиеся здесь собираются снестись.
— Не может быть. Все в одном месте?
— Именно так они и поступают, — небрежно произнес Чевкиджа Эйм. — Они сношаются, позволяя Королеве проникать в их души, — так я слышал. Эго их обычай.
— Это величайшая низость из всех возможных, — оцепенев от недоверия, выдавил Хазефен Муери.
— У меня на улице несколько офицеров. Стоит мне заикнуться, как через пять минут это место будет очищено ото всех любителей джиков.
— Нет.
— Но вы видели, что они…
— Я сказал, нет. Гонение возобновлять нельзя. Это личный приказ вождя, и он тебе известен.
— Я понял, сэр, но…
— Значит, никто не должен быть арестован. Мы оставим эту церковь в покое, по крайней мере пока. И будем продолжать за ней пристально следить, — как еще мы сможем понять, с какой опасностью имеем дело, если не поглядим врагу прямо в лицо? Ты понимаешь меня?
Капитан стражи кивнул, но при этом его губы плотно сжались.
Хазефен Муери поднял глаза. Члены собрания вставали, перемещались и объединялись в группы. Джикского щелканья больше не было слышно, вместо него появился напряженный низкий гул. Никто не обратил внимания на двух мужчин, шептавшихся в дальнем ряду. Казалось, воздух в изогнутой длинной комнате раскалился и мог взорваться в любую секунду.
— Теперь нам пора уходить, — тихо произнес Чевкиджа Эйм.
Хазефен Муери ничего не ответил.
Ему казалось, что он прирос к своему месту. В дальнем конце комнаты прямо перед алтарем бесстыже сношались мальчик и девочка, и постепенно, пара за парой, стали вступать в контакт и оставшиеся. Хазефен Муери никогда не слышал ни о чем подобном. Словно завороженный, он с ужасом наблюдал за ними.
— Сэр, если мы останемся, они захотят, чтобы мы тоже это сделали, — прошептал Чевкиджа Эйм.
— Да, да. Мы должны уйти.
— С вами все в порядке, сэр?
— Мы… должны… идти…
— Сэр, дайте вашу руку. Вот так. Теперь пошли. Наверх.
— Да, — согласился Хазефен Муери. Он не чувствовал под собой ног, тяжело оперся на Чевкиджа Эйма и, спотыкаясь, направился к двери.
«Она — наш свет и путь. Она — наша сущность и подлинная сущность. |