— Мы не уступим дара богов, — сказал Зектир Лукин.

Джики не отвечали. Зектир Лукин хладнокровно рассматривал их вытянутые блестящие тела, их многогранные глаза, сегментные оранжевые дыхательные трубы, выступающие клювы и шесть худых, щетинистых конечностей. Самый низкий из них был на голову выше Зектира Лукина, который сомневался, что этот «малыш» весит больше ребенка: такими высушенным и бесплотным казалось его тело. В чистом утреннем воздухе их тяжелые желто-черные панцири неприятно мерцали, отражая солнечный свет. Он не боялся их.

Спустя некоторое время Зектир Лукин пожал плечами и, повернувшись к ним спиной, продолжил работу.

— Что мы будем делать, — спросил шорник Геппилин, когда джики ушли.

— Мы остаемся на месте, — отозвался Зектир Лукин. — Это дар богов, ведь так?

Он отдал приказание допущенцам приготовить оружие: мечи, копья, кинжалы, дубинки. На закате они собрались тесным кольцом вокруг своего багажа в ожидании возвращения джиков.

Трое появлявшихся ранее — но крайней мере, Зектир Лукин решил, что это были те же самые — выступили из темноты.

— Вы еще здесь, — произнес дребезжащий голос.

— Это наше место.

— Это место не для плотского народа. Уйдите или умрете.

— Нас привели сюда боги, — возразил Зектир Лукин. — Боги все и решают.

С дальней стороны лагерной стоянки донесся пронзительный крик. Зектир Лукин бросил туда беглый взгляд, но и его было достаточно. Из находившихся возле реки зарослей появилась орда темных угловатых фигур — это были сотни, а может, и тысячи джиков. Казалось, в тот момент каждый речной камень превращался в джика. Его люди начинали суетиться.

Зектир Лукин поднял копье.

— Сражаться! — проревел он. — Сражаться! Трусость противна воле богов!

Он всадил оружие в блестящий глаз ближайшего к нему джика, освободил лезвие, краем которого срезал дыхательную трубу второго.

— Сражаться!

— Нас всех убыот! — обратилась к нему Лиспар Моэн.

— Мы должны богам смерть, и сегодня они ее получат, — отозвался Зектир Лукин и нанес удар по третьему джику как раз в тот момент, когда он занес над ним свой клацающий клюв, — но мы все равно будет сражаться. Мы будем сражаться до конца.

Лагерь кишел человеконасекомыми. Повсюду блестели их копья. Их резкие зловещие крики заглушали голоса допущен цев.

«Лиспар Моэн права, — признался себе Зектир Лукин, — мы идем на верную смерть».

Похоже, он неправильно понял волю богов. Очевидно, они имели в виду не его в качестве создателя нового мира. Все ясно. Ну, что же, хорошо: это тоже воля богов, как и нашествие мертвых звезд на Великий Мир семьсот тысячелетий до этого.

На какое-то мгновение он даже засомневался, стоило ли вообще сопротивляться. Если боги этой ночью предписывали ему и его людям смерть, может, ему стоило бросить копье и спокойно, с опущенными руками дождаться своего конца, как это когда-то сделал народ с темно-синими глазами, когда на него опустилась Длинная Зима?

Может, и следовало. Быстро оглядевшись, он заметил, что некоторые из его людей пытались спрятаться или сбежать, но остальные стояли непоколебимо, подставляя себя с истинно допущенческой покорностью копьям джиков.

«Да, да, — подумал он. — Это правильный выход».

Но понял, что сам этого сделать не сможет. Здесь на исходе, на краю гибели, он чувствовал, что должен сопротивляться, каким бы бесполезным ни было это сопротивление и вопреки всему, во что верил и учил верить других. Он не мог поступить иначе. В последние часы своей жизни Зектир Лукин обнаружил, что столкнулся с той сферой своей души, существование которой не предполагал.