— Что… это? —  спросил я, не сводя глаз с плеча.

— Болт, —  ответил Юрка, как?то по–собачьи дыша где?то над моей склонённой головой.

— Что? —  переспросил я. Он терпеливо ответил:

— Арбалетный болт… Посмотри с той стороны.

   Это было не ахти как вразумительно, но я понял и посмотрел на спину. Там, изнутри, что?то тупо и противно выпирало под кожей. Теперь меня замутило — при виде крови и раны ещё ничего, а при виде этой шишки стало, если честно, физически тошноватенько.

— Почти насквозь, —  сказал я чужим голосом, выпрямляясь.

   Юрка нехорошо, как?то нелюдски, оскалился и левой рукой полез в сумку. Достал аптечку — весёленько–оранжевый прямоугольный ящичек, помеченный полустёршимся красным крестом в почти уже неразличимом белом круге. Посмотрел на меня нерешительно:

— Слушай… я тебя не знаю… Ты не убежишь? А то если мы начнём, и ты ноги сделаешь со страху, мне может настать реально хана.

— Надо в больницу, —  сказал я. Он дёрнул здоровым плечом:

— Нельзя… Да там ничего такого, ни кость, ни артерии не задеты… Не убежишь?

— Не убегу, —  сказал я.

   Он молча кивнул, достал из аптечки цилиндрик шприца. Зубами снял колпачок, плюнул его на пол и буднично воткнул иглу в плечо. Я передёрнулся, сморщившись, а Юрка, сделав укол и отшвырнув пустой шприц, прикрыл глаза и сказал:

— Погоди, сейчас задурею… Надо болт протолкнуть, понял?

— Как… протолкнуть? —  у меня пересох не то что рот — всё, до самых кишок. Не открывая глаз, мой кузен пояснил:

— У него шипы скошенные, тянуть нельзя… надо толкать… —  эти слова он произнёс бессвязно и добавил: —  Блин, вот это дало… —  слова наплывали одно на другое и смешивались. —  Я… ты давай… скорее… —  он оперся на локоть и улёгся на стол. —  Это проходит… быстро… срежешь наконечник… вытянешь древко… аптечка… бинт…

   И, кажется, отрубился полностью.

   Ну и? Можете представить себе такое положение? Начало второго десятилетия ХХI века. Вставшая с колен Россия. Заброшенный завод. На пару километров вокруг — никого. В замусоренной комнате лежит на столе «под кайфом» мальчишка со стрелой в плече. Рядом стоит второй мальчишка и чуть не плачет, потому что больше всего на свете ему хочется сбежать. Это мой кузен угадал. Сбежать хочется. Сильно. Наддать со всех ног и больше про это не вспоминать.

   Я стоял и жевал себе нервы где?то полминуты. Потом вздрогнул, поглубже вдохнул и взялся за древко. Юрка даже не ворохнулся, и это меня немного успокоило и отрезвило. В конце концов, я за свою жизнь в турпоходах не раз обрабатывал травмы и даже мелкие раны, куда без них. При этой мысли я неожиданно собрался окончательно и понял, что, в принципе, как ни крути, а я могу или сбежать — или помочь этому парню. И что я могу помочь, а значит тут и рассуждать не о чем.

   Я надавил — сразу, сильно, резко, стараясь, чтобы стрела не отклонялась в стороны. А то ещё рвану чего не того, и как потом быть? При этом я сам так стиснул зубы, что они захрустели — и ощутил рукой другой хруст, мерзкий и мокрый: стрела медленно проходила, пролезала через живое тело. Юрка протяжно, болезненно замычал и пошевелился — я рефлекторно придавил его свободной рукой, испугался — но в этот момент…

   Болт пошёл свободнее. И я увидел, что с другой стороны плеча торчит окровавленная металлическая шишка — блин, мне она показалась чуть ли не с сосновую размером, вся (у меня от омерзения волоски на коже встали дыбом) в мелких, хищных крючках.