— Володька, Бухарину тридцать с небольшим, — прыснула Наталья Андреевна.
Я присвистнул. Думал, ему далеко за пятьдесят.
— Тогда пусть курить бросает и начинает трусцой бегать. И, вообще, у меня есть дела поважнее.
Я принялся «творить». Для начала с помощью кухонного ножа превратил банку в некое подобие тёрки, чем вызвал легкое огорчение хозяйки комнаты.
— Я ее собиралась портнихе отдать, пуговицы хранить, — вздохнула Наташа.
— Обойдется, — отмахнулся я.
Ишь, портнихе под пуговицы. А у самой терки нет в доме. Безобразие.
Подумал — а не поручить ли сотруднику Коминтерна помыть картошку или не стоит? Решив, что в таком важном деле женщине-коммунисту доверять нельзя, надо все делать самому, как следует вымыл картофелины, старательно вырезал «глазки». Теперь осталось натереть на импровизированной терке, смешать с мукой влажную кашицу, посолить. А сковородку пора ставить на спиртовку — пусть себе греется, и масла туда, масла!
Наталья Андреевна увивалась вокруг меня, словно любопытная лисичка, приставая с вопросом:
— Может, помочь чем-нибудь?
— Лучшая помощь от женщины — когда она не мешает, — сурово изрек я, отправляя ее вглубь номера. — Иди, свежие газеты читай.
На сковородке зашкворчало, и я принялся выкладывать в нее кашицу, стараясь соорудить нечто похожее на оладьи. Эх, жалко, яйца нет, но и так сойдет.
По комнате разнесся ароматный запах.
— М-м...— промычала Наталья. — Как вкусно пахнет. А что это?
— Неужели никогда не видела? — удивился я и хмыкнул: — Эх, интеллигенция, ничего вы в жизни не понимаете! Эта штука называется «драники».
— А когда они будут готовы? — облизнулась дочь графа Комаровского, вытаскивая чистые тарелки, ножи и вилки. Вот ведь, благородные-то, не могут без прибамбасов.
— Уже.
Я за последнее время разучился пользоваться ножом и вилкой, но кое-какие навыки оставались. Так что не посрамил родное ВЧК.
— Вкусно, — восторгалась Наталья, отчекрыживая кусочки драника и отправляя их в рот.
— К ним бы еще сметанки, — вздохнул я.
— Сметана — буржуазные предрассудки, — заявила графиня.
Я управился быстрее, чем подруга. Понятно дело — у них, у аристократов, все делается медленно, с разговорами. Хотелось сказать — мол, ешь, да не блей, но постеснялся. Но на запах могут сползтись соседи.
Я как чувствовал. Не успела Наталья доесть свою порцию, как в дверь постучали, и одновременно со стуком вошла товарищ Стасова.
— Ой, как у вас вкусно пахнет! — всплеснула руками секретарь ЦК РКП (б). — А я по коридору иду — чую, божественные ароматы.
— Хотите, Елена Дмитриевна? — растерянно поинтересовалась Наташа.
— Нет, что ты, Наташа. У тебя же последний. Ну, разве что попробовать...
Товарищ Стасова ухватила вилку и проглотила оставшийся драник.
М-да... Общага, она и есть общага, будь это общежитие провинциального педагогического института, а хоть и Второй Дом Советов — напечешь драники любимой девушке, а придут голодные соседи и сожрут.
— Ой, Владимир, я вас не сразу заметила, здравствуйте, — обратила на меня внимание Елена Дмитриевна. — Если из дверей Наташеньки доносится божественный запах, значит у нее в гостях ее молодой кавалер. Да, Владимир, я вас давно не видела. На фронте были? Вижу, у вас орден. Поздравляю.
Возможно, Елена Дмитриевна немного стеснялась, что вторглась без приглашения, да еще и съела последний драник, а теперь прятала смущение под потоком слов. Между тем, Стасова продолжала:
— Наташа, я и не знала, что ты такая умелая хозяйка. |