– Какая гадость! – бормотал Олег. – Черная магия, черная магия… Визуально-тактильный галюциноген, а никакая не черная магия! Вот уж действительно, таким надышишься – не только со своими собственными фантазиями заговоришь. Хорошо хоть у кого-то в этой компании нормальное обоняние, у остальных, похоже, вообще хронический насморк по жизни. Нет, ну это ж надо додуматься – меня, Олега, жалким галюциногеном одолеть, чтоб я надышался всякой гадости и сам свое сердце остановить заставил… Горыныч-Горыныч, совсем ты низко пал… Опустился, змий, а ведь когда-то даже один на один сразиться не брезговал, причем человеческую форму принимал, чтоб честно было… Хорошо же тебя жизнь побила. Жаль, что не добила. Ну да не волнуйся, я добью. Травить меня местной химией… Как будто я какой-то абориген, не способный галлюцинации от реальности отличить… Эх, Горыныч, отстал ты от жизни, не знаешь, до чего системы кондиционирования в современных машинах дошли, а уж, прости покорно, визуальный эффект галюциногена, без непосредственного контакта с кожаным покровом, даже такого хиляка, как Любослав, одолеть не способен… Да идите вы!

    Последнее относилось уже к собственным галлюцинациям Олега – и те, понурые люди и хмурая нелюдь, послушно развернулись и пошли прочь. Уж чем, а собственными глюками верховный вампир хорошо умел командовать. Набрался опыта за долгие годы жизни.

    А дракон тем временем лютовал. Треглавое чудовище, покрытое броней, извергало пламя, огромный, усыпанный острыми шипами хвост, бился о стены темного замка. В страхе забились в щели местные обитатели, не угодившие чем-то проснувшемуся владыке; братья меньшие дракона, неразумные змии, кружились в небесах, ожидая приказа своего хозяина, готовые броситься и разорвать любого врага.

    Наконец дракон смог успокоиться. С трудом сдерживая себя, он преобразился, и вот посреди замкового двора уже не страшный крылатый монстр, а огромный человек с тремя головами, каждую из которых венчает полный шлем с ветвистыми рогами. Закованный в пластичные доспехи, дракон даже в своем человечьем обличии был грозен, ибо никогда не было в этом мире воина, равного ему по силам.

    – Хар гхаракхара картараг! – ревел он. – Дракха! Кардара хра бракрата! Кардахара хар гардарахара!

    (что в переводе на русский значит примерно следующее – «Вы ничтожные рабы, предатели, ошибка ваша непростительна, так смойте же ее собственной кровью»)

    – Хар тарар хар гардарахара! Хар тарар хар гардарахара! – раздалось одновременно со всех сторон.

    («Мы заплатим собственной кровью, мы заплатим собственной кровью»)

    – Шаргар! Хар шаргар дагранаха! Пархара кар артарх рак кархрат! – грозный рокот дракона гремел над замком.

    («Прочь, вы прочь убирайтесь, принесите мне победу [8] (любой ценой) или умрите»)

    – Хар пархара артарх! Хар пархара артарх! – отвечали ему местные обитатели, оборачиваясь в смутные размытые тени и улетая прочь.

    («Мы принесем победу (любой ценой), мы принесем победу (любой ценой)»)

    Дракон умел улавливать чужую смерть на большом расстоянии, и потому знал – первое оружие его слуг, самое страшное, как они заверяли, против которого устоит лишь святой, коих, как известно, не бывает, не смогло навредить вампиру, или же кому-то из его спутников. Потому-то дракон так и нервничал, хоть его запас верных слуг и велик, далеко не ограничен одним лишь темным замком, но не бесконечен. И если вампир и дальше с той же легкостью будет преодолевать выставляемые на его пути преграды, то может дойти до того, что дракону придется лично сойтись с ним в бою, чего, по здравому размышлению, крылатому змию не очень хотелось.